«Спускались в подвал, потому что *** (спецоперация)»

Первые погибшие, разбитые офисы, дома, ТЭЦ, попадания в аэропорт, пожар на нефтебазе и взрыв на складе с боеприпасами — Белгород перестал быть мирным городом с начала октября. Теперь его жители обустраивают укрытия в подвалах, покупают бронежилеты и заклеивают скотчем в своих квартирах окна, чтобы те не разбились во время обстрелов. «Новая вкладка» вместе со «Спектром» рассказывают о том, какие настроения у жителей Белгорода сегодня и к чему они готовятся.

«Дети мои, держитесь»

«Запомните основные принципы, как вести себя во время обстрела. Чем ниже — тем безопаснее. Берегитесь окон и ненадёжных конструкций. Транспорт — источник возгорания…» — звучат голоса дикторов с экранов внутри переполненного салона одного из белгородских автобусов. Люди уже не обращают внимания на повторяющиеся каждые несколько минут инструкции. Памятки с тем же содержанием расклеивают на подъездах, в офисных центрах, школах, детских садах, размещают в соцсетях и городских группах в мессенджерах. Пассажиры безразлично смотрят в окна или в экраны своих телефонов. Приближающиеся звуки взрывов (власти города и жители называют их «хлопками») заставляют людей напрячься. Они отвлекаются от своих занятий и начинают оглядываться по сторонам в поисках источника «хлопков». Последний, самый громкий взрыв звучит прямо над городом, и часть людей в автобусе шумно выдыхают.

— Ох, дети мои, держитесь, — произносит невысокая светловолосая женщина средних лет в конце салона, прижимая к себе двух всхлипывающих мальчиков школьного возраста.
— Вот б*** (блин)! — вырывается у девушки с отсутствующим взглядом, сжимающей поручень возле задней двери.

Через несколько секунд в разных концах автобуса раздаются телефонные звонки. Уже по традиции после каждой серии взрывов белгородцы звонят своим близким, чтобы убедиться, что с ними всё в порядке. Почти все пассажиры одновременно поднимают трубки.

— Алло, да, видели, опять … — говорит мужчина на заднем сиденьи.
— Всё нормально, я сейчас в автобусе на Садовой, — доносится женский голос из конца салона.
— Вон оно! — тычет в окно пожилая женщина, прислонившись к стеклу. В поисках следов ПВО остальные пассажиры тоже выглядывают в окна, кто-то достаёт мобильный телефон, чтобы заснять след от сбитой ракеты. Слева от автобуса над одной из многоэтажек расплывается чёрное пятно дыма.
— Ох, — выдыхает пенсионерка, первой его увидевшая.

Женщина с двумя детьми на следующей остановке поспешно выбегает из автобуса. «Никаких репетиторов, мы сейчас же идём домой», — успевает она дрожащим голосом сказать им.

Автобус едет дальше, и спустя несколько минут пассажиры снова опускают головы в экраны мобильных телефонов, как будто ничего не произошло.

«Оставаться в городе до последнего»

На металлической двери четырёхэтажной сталинки в центре города висит яркая розово-красная листовка с картинками, напоминающая жителям дома о мерах безопасности во время обстрелов. Рядом с ней объявление: «Ключи от подвалов — в квартире № 8 и в Управляющей компании».

«Вообще у нас в подъезде ключи от подвала есть почти у всех жильцов, потому что у многих там свои кладовые», — говорит житель дома Александр (имя изменено. — Прим. ред.), открывая деревянную подвальную дверь и долго прокручивая в ней металлический ключ.

Александру 45 лет. У него жена, двое детей и свой бизнес — несколько продуктовых магазинов в городе. Мужчина говорит, что будет оставаться в Белгороде даже при усилении обстрелов. Чтобы обезопасить себя и свою семью, он записался на курсы начальной военной подготовки (до этого даже не служил в армии), оборудовал подвал, чтобы укрываться в нём от обстрелов, и купил бронежилет.

Редакции «Новой вкладки» известно как минимум о 15 жителях Белгорода и Белгородской области, которые готовят подвалы в своих домах к тому, чтобы укрываться в них от обстрелов: прибирают, приносят туда тёплые вещи, запасы воды и продуктов. Некоторые покупают генераторы на случай отключения света.

Также редакции известны как минимум четверо белгородцев, решивших купить бронежилеты после начала обстрелов области, а в чате военных курсов, на которые записался Александр, сейчас состоят 476 человек.

«Я записался на курсы после ухудшения ситуации на границе и в городе, чтобы заполнить пробелы в своих знаниях. На курсах обучают тактической медицине, проводят огневую подготовку, учат, как правильно обращаться с оружием, — щёлкая выключателем в подвале, рассказывает мужчина. — Это нужно для моей безопасности и безопасности моей семьи. Думаю, эти навыки должны мне пригодиться на случай обострения ситуации в городе, если нужно будет оставаться и как-то защищать его. Если будут созданы войска теробороны или ополчения, я смогу вступить в них».

Спускаясь по пыльной подвальной лестнице, Александр рассказывает, что в последние дни людей в городе заметно поубавилось, потому что здесь стало тяжело находиться — и из-за взрывов, и психологически.

Телеграм-канал «Можем объяснить» со ссылкой на данные Росстата пишет, что с начала марта Белгородскую область покинули более 26 тысяч человек. С учётом уехавших и приехавших людей население региона сократилось на 5 тысяч жителей. Это много. С января по сентябрь 2021 года миграционный прирост в прежде благополучной области составил 2,4 тысячи человек.

Подвал в сталинке просторный, с высокими потолками и толстым слоем песка на полу, но весь разгорожен на кладовые, двери которых выходят в один длинный проход метра полтора шириной. «Когда потребуется, все будут размещаться в проходе. Вряд ли кто-то полезет в кладовки: они забиты», — объясняет предприниматель.

Для Александра мирная жизнь не закончилась, и людей, которые уезжают из Белгорода, он не понимает. «Конечно, напряжение в городе из-за обстрелов чувствуется. Люди меньше выходят на улицу, меньше гуляют с детьми, но я не могу сказать, что Белгород — прифронтовой город. У нас нет проблем с продуктами и промтоварами, цены не выросли, — говорит мужчина и добавляет: — Кто-то уехал к родственникам, у кого-то есть недвижимость в других регионах». Но сам он такие решения не поддерживает.

«У меня есть знакомые, которые уехали из приграничных территорий, где люди сильно страдают от обстрелов. Их я могу понять: им уже сложно и морально, и физически находиться там с семьями, с детьми. Но тех, кто уезжает из самого Белгорода, я не понимаю. Я считаю, что от судьбы не скроешься. Если тебе суждено погибнуть, ты погибнешь», — заключает он.

Худшее, что может случиться с Белгородом, по мнению Александра, — то, что в него войдут украинские войска. При этом даже в таком случае уезжать из города он не планирует. «Я буду оставаться тут до последнего. Если к Белгороду смогут приблизиться Вооруженные силы Украины, я отвезу куда-то свою семью, а сам вернусь. Хочу защищать свой город, но надеюсь, что до этого не дойдёт», — говорит мужчина, сворачивая из общего коридора к своей кладовой.

За деревянной дверью, закрытой на ключ поменьше, — небольшое прямоугольное помещение, заполненное старой детской одеждой, инструментами и другими вещами.

«Вот здесь запас воды, — Александр показывает на четыре пятилитровые баклажки, стоящие на полу в ряд. — Это запас еды. Здесь консервы: рыбные, мясные», — похлопывает он по большой картонной коробке.

«Ещё есть закрутки. Они у меня в другой кладовой. Из квартиры я принёс раскладушку и стулья», — мужчина кивает в левый угол кладовки, где сложенная раскладушка подпирает раскладной стул в чехле. Александр указывает на штабель досок возле кладовой: «А из этого можно соорудить какие-то лавки. По идее, управляющая компания должна это сделать сама, но пока пусто» .

В конце подвала — небольшое окно, выходящее во двор. Его тоже можно заделать досками, чтобы не разбилось, добавляет мужчина. По его словам, подвал был признан бомбоубежищем ещё в советские времена. В трубах есть техническая вода, проведено электричество, свечи на всякий случай тоже есть.

Закрывая кладовую и выключая свет, Александр рассказывает, что сейчас подвалы и погреба для укрытия готовят в основном в частном секторе: спускают в них тёплую одежду, матрацы, одеяла. Но у многих горожан подвалов в домах вообще нет.

«В пятиэтажках, в хрущёвках подвалы есть. А в новых высотках особо прятаться некуда, людям не повезло», — пожимает плечами предприниматель.

Свой бронежилет Александр хранит в квартире. Купил его по объявлению — цвета хаки с рисунком руки, показывающей средний палец, и надписью «Fuck you».

«Я решил, что если сам о себе не позаботишься — никто не позаботится, — показывает мужчина жилет. — Он простенький, но автомат, пистолет и какие-то осколки от гранат выдержит. У меня есть пара знакомых, которые тоже прикупили бронежилеты, собрали аптечки — на случай, если ситуация станет хуже».

Семья Александра собрала часть вещей на случай отъезда в другой город. В чемодане — самое необходимое: детские вещи, аптечка и документы.

«Младшая дочь в садике уже сидела в подвале, — рассказывает жена Александра Анна. — Когда начались взрывы, их отвела вниз воспитательница. Одела и спустила. А когда всё закончилось, завела обратно на тихий час, но попросила не раздеваться. Ещё у нас в кукольном театре отменили спектакль. Должен был приехать театр из Чечни, но после обстрелов артисты решили не рисковать».

В комнату вбегает шестилетняя дочь Александра и Анны. «Мы в детском саду спускались в подвал, потому что *** (спецоперация), — с готовностью объясняет девочка. — Там даже была вода, но не было еды».

«Люди стараются не выходить из дома»

Один из магазинов Александра располагается в небольшом одноэтажном здании недалеко от белгородского аэропорта, откуда взлетают российские военные самолёты и куда прилетают украинские ракеты. «Я уже на одно ухо оглохла от этих взрывов», — жалуется молодая продавщица в тёмно-синем фартуке. Она сидит за прилавком, подперев голову рукой.

«Когда в аэропорт попали, отсюда крупы посыпались, — хозяин магазина указывает на высокие полки с макаронами и готовыми завтраками: подушечками и хлопьями. — После этого мы решили заклеить окна».

Прозрачным скотчем заклеили только два окна, к остальным доступ закрывают холодильники с газировкой и замороженным мясом. Их предприниматель собирается в ближайшее время отодвинуть и оконные стекла скотчем всё же залепить.

— Конечно, из-за обстрелов людей стало меньше, прибыль упала,— признаётся он. — Но мы пока работаем и закрываться не собираемся.
— Люди сейчас деньги берегут, стараются поменьше тратить, — подтверждает продавец за прилавком. — Часто покупатели приходят и говорят: «Что-то серьёзное будет».
— Но большие покупки всё равно делают, — добавляет Александр. — Если кто-то раньше брал по две пачки сигарет, теперь сразу по пять покупает. Люди стараются меньше выходить из квартиры и закупаются надолго.
— В квартире сейчас тоже небезопасно, — вздыхает продавец.
— Лучше, чем на улице. Там тебе хотя бы осколок на голову не прилетит, — обрубает разговор владелец магазина.

«Мне говорили, что я передаю координаты ВСУ»

13 октября Белгород обстреляли со стороны Украины. По версии белгородского правительства, российская ПВО сбила летящую ракету, и её обломок упал на жилую многоэтажку на улице Губкина. Как сказала одна из жительниц дома, в тот день она почувствовала, как будто в городе «началась настоящая *** (спецоперация)».

Это был второй случай за время *** (спецоперации), когда от боевых действий пострадал жилой дом в Белгороде. В первый раз, 3 июля, обломок сбитой украинской ракеты упал в частный сектор на улице Маяковского. В тот день погибли пять человек и пострадали 74 жилых дома, 16 из которых были полностью разрушены.

Спустя неделю после октябрьского обстрела сотрудники МЧС продолжают разбирать завалы. Подъёмный кран один за другим убирает большие обломки крыши, упавшие в квартиру на верхнем этаже. Прохожие, подняв головы, внимательно наблюдают за спасателем, разбирающим наверху завалы. Некоторые его фотографируют, несмотря на то, что сейчас в Белгороде почти любые фото с улицы могут посчитать «помощью ВСУ».

«Вот здесь я стояла и рассказывала о том, что произошло», — 17-летняя белгородская журналистка Алина (имя изменено. — Прим. ред.) встаёт на то самое место напротив пострадавшего от ракеты жилого дома, откуда 13 октября выходила в эфир независимого российского телеканала.

«В тот день я услышала несколько громких „хлопков“, — сопровождая воображаемыми кавычками свои слова, рассказывает журналистка. — В новостях прочитала, что произошёл „прилёт“. Приехала на место — и вижу, что люди в панике, а в доме просто нет куска. Подумала, что это ответ на обстрел Киева российскими войсками. И поняла, что теперь в город будет „прилетать“. Когда я снимала дом после падения осколка, прохожие кричали на меня, что я передаю координаты ВСУ».

В прямом эфире с места происшествия Алина брала комментарии жителей района и отвечала на вопросы коллег. Те спрашивали её о последствиях обстрела и о том, была ли воздушная тревога в городе. «Как я поняла потом, мне нельзя было говорить, что её не было», — говорит девушка.

После эфира Алина подверглась травле в белгородских анонимных телеграм-каналах. «Они писали, что я украинская журналистка, журналистка в кавычках, в комментариях было примерно то же самое», — вспоминает Алина, проходя вдоль оградительной ленты у «Пятёрочки», закрытой уже больше недели.

Алина рассказывает, что через несколько дней после прямого эфира она попыталась попасть в один из белгородских отелей, где поселили беженцев из Украины, и узнала от знакомых, что на неё стоит «блок в ФСБ». «Фактически это значит, что я не смогу получить аккредитацию, со мной никто [из белгородских СМИ] не будет сотрудничать и я не смогу работать как журналист. Как я понимаю, теперь вообще нельзя говорить о том, что у нас в городе происходит», — пожимает плечами Алина.

Мы заходим с ней в кафе в одном из городских парков. Заведение работает, внутри играет музыка из популярного радийного чарта, но людей в зале нет. Алина заказывает чай на барной стойке, и мы садимся за один из пустующих столиков. Она говорит, что с октября в Белгородской области со стороны региональных властей появляется всё больше запретов, спущенных по неофициальным каналам, на освещение обстрелов города и других подобных событий.

«У меня есть ощущение, что с каждым днём журналистам в городе всё больше перекрывают кислород. Например, теперь нужно блюрить фото, если снаряды попадают по какой-то важной инфраструктуре. Вообще нельзя писать без подтверждения [властей], когда прилетает по военным, нельзя писать, когда прилетает по инфраструктуре. Ещё нельзя говорить, что у нас нет воздушной тревоги, нельзя говорить про состояние подвалов в городе, а в некоторых редакциях города настойчиво рекомендовали не писать слово „эвакуированные“, когда речь идёт о белгородцах», — перечисляет новые запреты журналистка.

О том, что работать в Белгороде журналистам становится всё сложнее, свидетельствуют и другие факты. В конце октября на журналистку независимого издания FONAR.TV Валерию Кайдалову пытались завести уголовное дело за якобы распространение фейков об армии РФ из-за комментария независимому телеканалу, который она давала ещё в сентябре. Девушка рассказывала в эфире о настроениях белгородцев и о том, что далеко не все жители города получили ключи от подвалов своих домов, несмотря на указ губернатора Вячеслава Гладкова. По словам журналистки, основной причиной интереса силовиков стали её слова о том, что белгородцы боятся, что «ВСУ могут зайти в город».

Ранее, 19 октября, через час после введения режима «среднего уровня реагирования», в Белгороде задержали корреспондента «Собеседника» Данилу Ноздрякова. Как сообщало издание, журналист писал репортаж о жизни Белгорода и для этого делал фотографии достопримечательностей города. Но через два часа после задержания его отпустили.

В сентябре в Белгороде также задерживали корреспондента The Moscow Times Кирилла Пономарёва. Он брал комментарии у беженцев из Украины. Его продержали в отделе полиции около 19 часов и в итоге выписали штраф в 500 рублей за хулиганство.

По словам Алины, запреты на освещение происходящего в городе коснулись не только её и других журналистов, но и обычных жителей. Белгородцы сами запрещают друг другу фотографировать в городе всё, что, по их мнению, может стать целью для ВСУ.

«Такое творится во всех городских чатах, — констатирует Алина. — Люди пишут: „Что вы творите, зачем вы помогаете ВСУ?“ Чтобы затравить какой-то конкретный канал, „военкорам“ и „зетманам“ достаточно написать, что его админы из Украины, — и издание начинают массово хейтить. Люди вообще перестали общаться с журналистами».

«Запугивают своих же»

За несколько недель белгородцы уяснили, что «прилёты» случаются примерно в одно и то же время: в первой половине дня и с шести до семи вечера. В самые неспокойные дни люди старались не выходить из зданий в эти промежутки времени. Но за несколько спокойных суток все снова расслабились и как будто забыли о том, что происходило здесь ещё неделю назад. В городе снова стало людно, на дорогах появились привычные пробки.

19 октября в Белгородской области, как и в других приграничных регионах, указом президента ввели режим «среднего уровня реагирования». Пока он проявляется в повышенной бдительности полицейских, которые следят за тем, что и где фотографируют горожане. К примеру, 20 октября возле автовокзала полицейские с оружием остановили двух молодых людей, которые фотографировали сильный туман. Об этом рассказала жительница города Виктория (имя изменено. — Прим. ред.).

«Я была в шоке, когда они вылезли из машины с автоматом. Я подумала, что это какая-то шутка, и даже рассмеялась, — рассказала Виктория. — Сначала они попросили показать паспорта, а потом разблокировать телефон и открыть фотогалерею. Меня тоже заставили это сделать, хотя я ничего не фотографировала. Полицейский угрожал, что отвезёт меня в отдел, если я не покажу ему свои снимки. Потом они пробили по базе информацию о моём друге и сказали, что всё хорошо, но сейчас лучше делать селфи. Запугивают своих же».

Белгородское издание FONAR.TV со ссылкой на своих подписчиков пишет, что проверка документов у жителей города, когда те фотографируются на улицах сами или фотографируют какие-то объекты, стала распространённой практикой после 19 октября. Один из местных журналистов, попросивший не называть его имени, рассказал нашему корреспонденту, что к нему обращались две жительницы Белгорода, которых остановили для проверки документов из-за селфи возле здания областного правительства.

Также 19 октября сразу после объявления в регионе режима «среднего уровня реагирования» полицейские в Белгороде останавливали и досматривали автомобили. По свидетельствам очевидцев, были подобные проверки автомобилистов и 3 ноября — на следующий день после того, как в Белгороде задержали мужчину с муляжом гранаты в руках.

Школьникам и студентам Белгородской области с 21 октября продлили дистанционное обучение до 1 декабря, а предприятиям в приграничных районах и в Белгороде рекомендовали перейти на дистанционку и гибкий график работы.

По данным властей, около 500 белгородцев, в основном женщин с детьми, в конце октября — начале ноября централизованно вывезли из города в пункты временного размещения в Подмосковье и Тульской области.

При этом КПП на въезде в сам Белгород до сих пор не появились. Въезжать в Белгородскую область из других российских регионов и выезжать из неё тоже можно свободно.

«Кто не хлопает — тот не бомбоубеженец!»

Вечером в воскресенье в одном из баров Белгорода по нынешним временам неожиданно многолюдно: десять человек в одном зале, не считая барменов. В цокольном помещении нет окон, несколько столиков с диванами расставлены вдоль фанерных стен, освещённых мягким красным светом гирлянды, бармен разливает пиво и сидр из крана. Одна из посетительниц шутит, что тут можно укрываться от обстрелов, «стёкла не разлетятся».

Владелец бара Алексей (имя изменено. — Прим. ред.) после 21 сентября переехал из Белгорода в Санкт-Петербург. Он решил, что так будет безопаснее не только из-за обстрелов, но и из-за повестки в армию.

«В Белгороде сейчас очень тяжело находиться, в том числе из-за мобилизации. Там все друг друга знают и понимают, что забрали очень многих ребят. Тяжело ждать, что, возможно, сейчас что-то прилетит или ко мне придёт военкомат», — рассказывает в телефонном разговоре мужчина.

По его словам, только уехав в другой город, он вспомнил, какой была мирная жизнь в Белгороде до *** (спецоперации) в Украине.

«У нас в городе везде военные, везде эти буквы Z и взрывы еб***ие (ужасные). Всё это воспринимается уже нормальным, будто так и должно быть, а потом ты приезжаешь в спокойный большой город, где, по сути, ничего не происходит. Город и люди живут, как и жили раньше, в отличие от Белгорода, в котором теперь всё по-другому», — эмоционально объясняет владелец бара.

Как рассказывает мужчина, в Санкт-Петербурге большинство тех, с кем он общался, не понимают, какая ситуация сейчас в Белгороде. В соответствии с представлениями о происходящем в приграничном регионе он поделил людей на четыре категории. «Первая категория говорит: „Ни хрена себе, ты из Белгорода? Белгорода ведь уже не существует!“ Вторые считают, что Белгород — это Украина и спрашивают меня, как я попал в Россию и как перешёл границу. Третья группа людей — это те, кто хотя бы читал какие-то новости. Они примерно понимают, что происходит, но их меньше всего. Есть ещё четвёртая категория, которой просто всё равно. Они не понимают, что такое Белгород, где он находится, украинский он или русский, — им пофиг», — объясняет Алексей.

Пока он в другом городе, компания гостей в его баре играет в настольные игры, а за дальним столиком в конце зала целуется влюблённая пара. Между собой люди почти не говорят ни об обстрелах, ни о новом режиме реагирования и обстановке в городе. По пятницам и субботам в заведении по-прежнему играют диджейские сеты, по будням смотрят фильмы, а в ближайшие дни планируют отпраздновать Хеллоуин. Тем не менее, по словам Алексея, его бар всё равно испытывает большие трудности, которые начались ещё в феврале.

«Сейчас весь мой персонал увольняется и уезжает из города, и мне нужно найти новых людей. Наша выручка тоже очень сильно упала. Мы открылись на второй волне коронавируса, и тогда я думал: „Если мы сейчас коронавирус переживём, то переживём вообще всё“. Потом началась спецоперация — и за две недели выручка была, как раньше за одну пятницу. С 22 сентября это началось снова. Из города уехало очень много потенциальных клиентов. Сейчас мы держимся на какой-то божественной искре, наверное, — усмехается владелец бара. — Причём плохо не только у нас — плохо у всех. Недавно мне позвонил хозяин другого заведения и говорит: „У меня сегодня исторический день. Ко мне пришли пять человек и оставили две тысячи рублей“».

По словам Алексея, стресс влияет и на самих посетителей. Несколько постоянных клиентов «спиваются из-за того, что не могут уехать». Люди, которые раньше ходили в бар раз-два в месяц, теперь ходят каждый день и испытывают проблемы с алкоголем.

Сложно спрогнозировать, что будет с бизнесом из-за введённого в Белгороде «среднего уровня реагирования». «Никто не знает, что это такое и как с этим жить дальше. Будут ли какие-то элементы военного положения вводиться или нет. При военном положении продажа алкоголя запрещается, и тогда бизнесу точно *** (конец). В любой момент могут ввести комендантский час и вообще закрыть весь общепит», — говорит предприниматель.

В белгородском баре начинается вечер свободной гитары, но желающих сыграть немного. Всего один поклонник русского рока — мужчина лет тридцати в чёрной толстовке с собранными в небрежный хвост тёмными волосами — начинает выступление с громкого крика в микрофон: «Сегодня у нас антикризисный концерт! Кто не хлопает — тот сегодня не бомбоубеженец!» Настроив гитару, музыкант запевает песню «Ночных снайперов» «Ты дарила мне розы», а потом переходит на баллады «Короля и Шута».

«Возвращаться в Белгород я не планирую, потому что не вижу там никакой перспективы. Зачем мне находиться в городе, в котором мне нужно восстанавливать то, что у меня уже и так было, если я могу создать что-то большее — и при этом быть хоть немного уверенным в том, что это хотя бы будет существовать», — заключает Алексей.

При этом предприниматель боится, что боевые действия могут дойти и до города, в который он переехал, и это коснётся всех жителей России.

«Конечно, у меня есть огромный страх, что это разрастётся, потому что, если боевые действия дойдут до Санкт-Петербурга, это будет означать начало мировой войны либо полномасштабной и безжалостной *** (спецоперации) на территории России, которая коснётся всех её жителей. И, конечно, это страшно пи***ц как», — признаётся мужчина.

Уже к полуночи в белгородском баре не остаётся никого из посетителей.