Российская армия стояла под Черниговом месяц. Один из побывавших там артиллеристов рассказал, как это выглядело: внезапная переброска «за ленточку», обстрелы и ответный огонь, сон «в ямках», пьянство и ошибки командиров, необходимость брать у местных лопаты и тёплые вещи, давление на отказников и полное непонимание того, почему вдруг был дан приказ отступать — словом, по его выражению, «театр абсурда».
Эту историю мы публикуем вместе с изданием «Медиазона»
Вечером 23 февраля 26-летний артиллерист Матвей Семёнов (имя героя изменено по соображениям безопасности, также изменены некоторые незначительные детали его биографии) сел в военный грузовик в Смоленской области, где его часть официально находилась на российско-белорусских учениях «Союзная решимость — 2022». Матвей быстро уснул и проснулся уже в Беларуси: их колонна остановилась в поле, на котором были выстроены орудия, стрелявшие в сторону границы с Украиной.
«Это был первый шок, — вспоминает Матвей. — Мы вылезли из „КамАЗа“. Нам сказали, что началась *** (спецоперациия), Россия объявила *** (спецоперацию) Украине».
«Армейский тупизм» и «театр абсурда»
В 2020 году Матвей закончил один из вузов Западной Сибири, но не смог найти работу по специальности. Тогда Матвей поехал в ближайшую военную часть и подписал контракт на два года. Решил, что лучше служить возле дома, получать зарплату и на выходных видеться с родными. «Хотя это не моя стихия. Я маленько другой человек, нежели тот контингент, который в части находится. Скоро мои мучения закончатся», — признаётся Матвей. Срок его контракта истекает в начале осени.
Первые полтора года своей службы в артиллерийской бригаде, вспоминает Матвей, он «сидел в канцелярии, заполнял документы». Всего два раза был в наряде и два раза стрелял из автомата. Но в отличие от срочников, которым обычно дают сделать лишь несколько выстрелов, контрактник Семёнов оба раза расстрелял полный рожок патронов. По словам Матвея, какие-то полезные качества в армии он всё же приобрел, но с «армейским тупизмом» ему сложно смириться до сих пор.
«Театр абсурда заключается в том, что всё меняется в течение пяти минут. Сначала говорят одно, потом другое. Ты привык на гражданской жизни, что у тебя всё чётко, а в армии всё не так работает, — объясняет Матвей. — Самый яркий пример: срочно едет генерал или полковник с проверкой, и вся бригада бегает, кипишует, порядок наводит, чтобы всё красиво было. А в конечном итоге генерал приезжает, не смотрит и уезжает. Или не приезжает вообще, и ты думаешь: зачем всё это было?».
Как «театр абсурда» Матвей описывает и то, что происходило с ним и другими военными после переброски в Украину.
«Вечером 23 февраля офицеры сказали такую фразу: „Россия не агрессор“. Мы с ребятами похихикали»
Группу контрактников из части Матвея Семёнова командировали в Смоленскую область на учения ещё в декабре — на фоне сообщений о том, что Россия стягивает войска к границам с Украиной. Сам он только к концу января с другой группой военных присоединился к ним в Ельне — городе в 130 километрах от границы с Беларусью. Для Матвея, всю службу просидевшего за компьютером, эта командировка стала неожиданностью.
Он вспоминает, что их палаточный лагерь в лесу замело снегом, приходилось его раскидывать и «наводить подобающий для армии порядок: кантики (кантиком в армии называют прямые линии — на заправленной кровати, побритой шее, убранном сугробе и чём угодно ещё, — прим. ред.) и все остальное из этого рода». Спали на двухъярусных деревянных нарах, которые строили сами. На нарах лежали матрасы с синими армейскими одеялами, но бельё было «сырое, гнилое, тухлятиной уже воняло». Чтобы можно было спать, солдаты стелили поверх одеяла казённые пенки и спальники — «и уже хорошо».
В это время по сослуживцам пошел слух, что их «ждёт Украина», говорит Матвей. Сам он был уверен, что *** (спецоперации) с Украиной не будет и даже спорил об этом с одним из старших офицеров. Тогда, в середине января, представители российской власти постоянно повторяли: Россия не намерена нападать на Украину.
Но уже в начале февраля прибывшим в Ельню солдатам начали выдавать боевые защитные комплекты: каски, бронежилеты. Обмундирование выдавали в течение двух недель, вспоминает Семёнов: прапорщики получали его «то тут, то там», привозили партиями и раздавали. Экипировка, говорит он, была в идеальном состоянии. Тогда же провели занятия по медицинской подготовке, рассказали, как «правильно выпрыгивать из военной техники».
После учений пришёл приказ перемещаться в другой лагерь. Так Матвей вместе с сослуживцами оказался в окрестностях Новозыбкова в Брянской области, города в 30 километрах от Беларуси и в 45 километрах от Черниговской области Украины. На следующий день Владимир Путин признал «ЛНР» и «ДНР» суверенными государствами в границах Донецкой и Луганской областей, только часть территории которых контролировали самопровозглашенные республики.
Матвей вспоминает, что в лагере под Новозыбковым солдаты уже не сомневались, что «что-то начнётся». Командование давало минимум информации, все слухи обсуждали между собой. «Ещё когда мы были в Смоленской области, командир дивизиона говорил о том, что вероятность „захода за ленточку“ (заходом «за ленточку» военные сейчас часто называют переход границы с Украиной, — прим. ред.) очень высокая, — рассказывает он. — Есть несколько стадий, и вот сначала было отрицание. Мы полностью от этого отказывались: „Нет, ничего не будет, ничего не будет!“».
Через два-три дня их артиллерийская бригада выехала из лагеря и поставила новый в лесу, на 30 километров ближе к белорусской границе. В этом третьем лагере им дали указание достать снаряжение и привести оружие в боевую готовность. Сослуживцев Матвея и его самого это «напрягало».
«Вечером 23 февраля нас построили офицеры и сказали такую фразу: „Россия не агрессор“. Мы с ребятами постояли такие, похихикали: „Да-да, не агрессор“, — с улыбкой вспоминает Семёнов. — Ну и всё, нам сказали, что будем убывать на белорусскую границу на учения и там стоять. Готовьтесь, ребята, вещей берите минимум».
В рюкзак он сложил бронежилет, каску, разгрузку (специальный жилет с множеством карманов для более эффективного распределения веса боеприпасов, армейского или технического снаряжения), комплект сменной формы, туалетную бумагу и салфетки. Туда же влезли несколько пар носков, трусов и две футболки. Снаружи к рюкзаку привязал спальник и теплые «ботинки-пенка» (имеются в виду утепленные сапоги из лёгкого непромокаемого материала, популярные среди охотников и рыбаков, — прим. ред.).
«Мы подумали, что съездим на недельку и поедем обратно, — поясняет он. — В брониках, касках и с автоматами мы залезли в „КамАЗ“ и началось движение колонны». Время выезда он не помнит, но колонна двинулась «точно после 21» часа вечера.
За «ленточкой»
Несколько раз ночью Матвей Семёнов просыпался от непонятных хлопков, а утром узнал, что это были звуки артиллерийских обстрелов. 24 февраля в 7 утра, когда их бригада уже въехала в Беларусь, Владимир Путин объявил о начале «специальной военной операции по демилитаризации и денацификации Украины». Обстрелы украинских городов начались ещё ночью, сразу же появились жертвы среди мирных жителей. Российские войска вошли в Украину не только из всех приграничных областей, но и с территории Беларуси. Оттуда по направлению на Чернигов наступала и бригада Семёнова.
«Я не желал, конечно, туда ехать, но деваться некуда было, — говорит Семёнов. — Были такие персонажи, которые включили броню и сказали, что никуда не поедут. Но таких были единицы, два человека».
Отказников, по его словам, сначала оставили в Беларуси в ремонтном батальоне (работа сразу же нашлась: два орудия после первого обстрела вышли из строя), а потом отправили на охрану одного из лагерей возле Новозыбкова.
В тот день бригада Матвея «каталась» вдоль границы с Украиной более четырёх часов. Орудия не стреляли и солдаты не понимали, что будет дальше. Потом они всё же зашли на территорию Украины — без сопротивления, «как на параде». Ворота погранпункта, вспоминает Матвей, уже были разбиты военной техникой.
С тех пор батарея была в постоянной боевой готовности. По словам Матвея, все обсуждали происходящее и надеялись на блицкриг: «Зайдем туда, всё быстро пройдет, все сдадутся». Но через пару дней стало ясно, что блицкрига не будет. Бригада продвигалась в сторону Чернигова по дорогам и через деревни, артиллеристы постоянно вели обстрелы, но в первые дни «ответка» им не прилетала.
По каким целям велся огонь, Матвей не знает: говорит, что командиру присылали из штаба координаты, а он уже передавал координаты орудийным расчетам. «Но стреляли, понятное дело, не по жилым домам, а по орудиям противника, складам, заправкам, электростанциям и так далее», — уточняет Семёнов.
Обстрелы и ответки. «Опять свист дурацкий над головой»
Проведя в движении несколько дней, бригада Матвея перестала постоянно перемещаться — и остановилась на одном месте. Принято считать, что придерживаться подобной тактики командиры российской армии привыкли во время боевых действий в Сирии: стоять на одном месте и вести огонь, не получая ответного обстрела. «А по правилам артиллеристы должны осуществлять огонь и перемещать технику, потому что по этой позиции может быть атака», — отмечает Матвей.
К ним первая ответка прилетела через неделю, как раз после попытки переместиться на другую позицию — «но она была довольно глупая», потому что её только что покинули другие артиллеристы, объясняет Семёнов: «Позиция уже известная, разведанная. Весь личный состав понимал, что ехать в это место глупо, но сказали делать — делаем».
Там они и попали под обстрел. «Это было с лесу, на полпути к Чернигову, — вспоминает он. — Мы пошли на охрану по периметру, когда по нам открыли огонь. Я стою в лесочке, метрах в 400 от наших, и слышу над головой свист. Минометы когда через тебя перелетают, они свистят. Вот я слышу свист такой и хлопок резкий. Думаю, наши работают, а потом понимаю, что снаряды ложатся рядом, очень близко и часто. Сержант командует: „В укрытие“. И я понимаю, что мы бежим по голому полю метров 400, а слева и справа ложатся снаряды противника. Это был первый страх, потому что ты в бронежилете, каске, бушлате, ватнике и с автоматом бежишь, а штаны спадают, потому что уже похудел сильно. Ты их притягиваешь, бежишь, а снаряды рядом ложатся».
При том обстреле никто не пострадал, но командование решило вернуть бригаду на старую стоянку, «что опять же было глупым решением». Через два дня их снова обстреляли.
«Решился пообедать, открыв свой сухой паек. Над головой послышался свист и резкий хлопок следом, — вспоминает Матвей. — Офицеры, которые были с нами рядом, начали орать, что быстрее нужно в укрытие. Все начали перемещаться, прятаться кто куда, где окопы были. Опять свист дурацкий над головой. Звук от миномета и снаряды друг за другом падают рядом с нами, никогда так страшно не было».
Он рассказывает, что повернул голову и увидел, как миномет попал в технику у него за спиной. «Некоторые солдаты были без своих бронежилетов и касок, — продолжает Матвей. — Потому что они в технике постоянно, а в броне там не всегда удобно. Некоторые пренебрегают мерами защиты и ходят без защиты, и это сыграло злую шутку: человек находился рядом с техникой и погиб. Получил осколок, а спасти уже не смогли. Это, наверное, был самый страшный день. В этот день около 10 человек пострадало, кого-то ранило осколком, а кто-то погиб во время обстрела».
Когда обстрел закончился, раненых погрузили в «КамАЗы» и эвакуировали в госпиталь, располагавшийся тогда в одной из украинских деревень. Там же, по словам Семёнова, находилось высшее командование и почти все средства противовоздушной обороны. В госпитале оказывали первую помощь, после чего их отправляли в Москву.
Матвей говорит, что все раненые сослуживцы получили от государства по три миллиона рублей, купили себе квартиры на эти деньги и сейчас уже собираются на второй заход в Украину — со стороны Донбасса. Такие выплаты положены за ранение, контузию или травму во время «спецоперации» в Украине. Семьям погибших военнослужащих выплачивают по 7,4 миллиона рублей.
После этого второго обстрела бригада Матвея несколько раз меняла позицию, но ним стреляли снова и снова. Артиллерист вспоминает, что над головами, «как у себя дома», летали вражеские беспилотники. Сбивать их было нечем, кроме автоматов — средств ПВО у батареи не было. Но дроны кружили на высоте от 700 метров и попасть из автомата по ним было невозможно.
«Переезжали три дня подряд, — говорит он. — Только окопы выроем — опять стреляют. Я уже вылезаю из окопов, у меня сердце болит, бьется с огромной скоростью. Говорю, может хватит уже?».
В один из дней ВСУ прямым попаданием уничтожили комплекс артиллерийской разведки семейства «Зоопарк», рассказывает Матвей. Этот комплекс занимается отслеживанием выстрелов из вражеских орудий. Матвей говорит, что комплекс даёт сильное радиационное излучение, заметное на приборах противника, поэтому обычно его ставят подальше от линии огня. Он вспоминает, что первое время бригада просто возила «Зоопарк» с собой — работать с ним никто не умел. Наладка заняла около двух недель.
«Командир поставил систему у нас за спиной, — рассказывает артиллерист. — Она стоит десятки миллионов, а проработала минут 40, не застала ни одной цели и была уничтожена ракетой. Рядом с такой техникой обычно ставят ПВО, но у нас его не было. На вопрос, почему нет ПВО, командир нам ответил: „Все воздушные силы противника уничтожены, зачем вам ПВО“. Что беспилотники летают над головой, как у себя дома, никого не волновало. Театр абсурда. Слава богу, когда уничтожили этот комплекс, личный состав не пострадал. Такие ситуации не сказать чтобы много, но присутствовали».
«Мешками привозили и хвастались: „Вот у нас новый телевизор теперь появится“»
Почти весь март солдаты, по словам Матвея, прожили в земле: «Копали себе ямки, стелили крышки от ящиков и спали в спальниках в земле с муравьями и тараканами». Контрактника удивляет, что никто из его батареи не болел, хотя была ранняя весна: «Ни соплей, ни кашля — иммунитет работает на максимальном уровне».
Созваниваться с родными и близки военным были нельзя: мобильную связь пеленговали и сразу же обстреливали засветившийся участок. На связь можно было выйти через коммутатор (устройство для соединения нескольких абонентов с помощью радиосигнала; коммутаторы бывают как стационарные, так и полевые), вокруг которого, вспоминает Матвей, собиралась очередь в десять человек. Для звонка нужно было набрать оперативному дежурному, который набирал на своём мобильном нужный номер, включал громкую связь и клал телефон к трубке.
«Не слышно абсолютно ничего. Максимум успеваешь сказать, что жив-здоров, всё в порядке, — рассказывает Матвей. — Ну и сложновато звонить родным: у матери сразу слезы, они переживает сильно. И у самого потом целый день подавленное настроение, поэтому даже лучше иногда не звонить было».
В деревнях Черниговской области солдаты забирали вещи из домов местных жителей. Матвей рассказывает, что сперва брали инструменты, необходимые для строительства укреплений: своих пил, лопат и молотков у военных не было. Многие забирали одежду, ведь «уезжали на неделю-две, а в итоге всё вылилось в месяц и чего-то не взяли с собой». Сам Матвей, по его словам, чужих вещей не брал.
Постепенно некоторые солдаты поняли, что «всё можно безнаказанно» брать, и начали «шариться», признаёт он. Стиральные машины и холодильники, по словам Матвея, не брали, но выносили из домов мелкую бытовую технику, телевизоры, одежду, обувь. Из вскрытых гаражей угоняли машины и мотоциклы: часть из них потом вернули на место, но у некоторых сняли запчасти. Матвей Семёнов говорит, что угоняли даже трактора.
Побывавший в селах под Черниговом контрактник Сергей Боков тоже рассказывал, что военные из его группы брали одеяла из домов, чтобы делать навесы, и продукты из магазинов. Солдаты из других подразделений, по его словам, прихватывали и ценные вещи. Житель одного из сёл Черниговщины рассказывал, что российские военные приехали к нему во двор на грузовом авто и загрузили ценные вещи из гаража: телевизор, холодильник, инструменты, два кондиционера и даже замороженную тыкву.
О массовых случаях мародерства стало известно после того, как в конце марта российская армия покинула захваченные территории Киевской и Черниговской областей — не только из рассказов местных жителей, но и благодаря тому, что некоторые солдаты стали отправлять награбленное домой.
3 апреля появилось видео из отделения курьерской службы СДЭК в беларусском Мозыре — в этот регион вывели войска из-под Киева. На видео российские военные упаковывали посылки с техникой и вещами. В разные города России из этого отделения отправились грузы весом от 50 до 450 килограммов. Исследование «Медиазоны» показало, что военные отправляли подобные посылки из 13 городов по границе Украины с Россией и Беларусью: всего удалось зафиксировать 4 032 подозрительные посылки общим весом более 58 тонн. Позже некоторые военные пытались объяснить такие посылки тем, что они отправляли домой зимнее обмундирование.
Из Новозыбкова, в который вернулась артиллерийская батарея Матвея Семёнова, по данным «Медиазоны», переслали более семи тонн подозрительных грузов. На записанных 4 и 5 апреля видео из местного отделения СДЭК — веб-камеры стоят во многих отделениях компании — можно заметить, как военные два дня подряд упаковывают самые разные посылки.
«Приезжали три-четыре человека, грузили вещи в „КамАЗ“ и уезжали, — рассказывает Матвей о случаях мародерства, которые он видел под Черниговом. — Мешками привозили и хвастались: „Вот у нас новый телевизор теперь появится“. Домой эти вещи никто не отправлял, их отвезли потом в лагерь в России и сложили в палатке. Театр абсурда, но ничего с этим поделать нельзя. Я не видел в мародерстве смысла — зачем? Люди ведь оставили свои дома… Некоторые подразделения, я слышал, магазины зачищали. Мы в некоторые деревни приходили, а там уже брать нечего было. Девять классов образования, и ничего за плечами, что они? Им никто не говорил, что воровать плохо, вот они и пошли».
«Соленья-варенья» и командиры, которые «херачат» спирт
Командиры, по словам Матвея, выпивали во время боев: брали у медработников спирт и «херачили» его каждый вечер перед сном. Из личного состава потребляли только те, кто старше по званию, и то не в «бешеных количествах, а чисто расслабиться, потому что морально тяжеловато».
Иногда «водочку» привозили вместе со снабжением из России или Беларуси, говорит он, а в Смоленской области алкоголем солдат угощали местные. Жители занятых сёл помогали солдатам и продуктами, привозили в лагерь воду и «соленья-варенья». Матвей рассказывает, что уже в Новозыбкове и Ельне — городках в Смоленской области — люди благодарили вернувшихся из Украины военных и говорили, что если бы не российские солдаты, то сюда пришла бы украинская армия.
«Когда я обратно в свой город приехал, тут уже не чувствуется ничего такого, — размышляет Матвей. — У нас тут всё как-то спокойно, жизнь идёт своим чередом, никто не думает о *** (спецоперации), будто другое государство».
Вывод войск. «У всех вопрос в голове: а что это тогда было?»
В конце марта, так и не взяв ни Чернигов, ни Киев, Россия начала выводить войска из этих областей — представители Минобороны тогда объясняли отход решением «кардинально сократить боевые действия на Киевском и Черниговском» направлениях. При этом Чернигов продолжали обстреливать ещё несколько дней.
30 марта бригада Матвея Семёнова и другие подразделения в Черниговской области получили приказ возвращаться в Россию. По словам артиллериста, и он сам, и его сослуживцы удивились такому решению и сочли его глупым: до Чернигова оставалось всего 16 километров.
«У всех вопрос в голове: а что это тогда было? Столько людей погибло — за что? — недоумевает Матвей. — Мы просто сворачиваемся, оставляем позиции и уходим, а людей-то уже никто не вернет».
При этом солдаты радовались возвращению домой. Матвей говорит, что после получения приказа они переночевали, выстроились в колонну и выехали из Украины в Брянскую область. В России достали мобильные и сразу начали звонить родным.
Через несколько дней им объявили, что скоро будет второй заход в Украину. Из гарнизона в 200 с небольшим человек 25 не захотели снова идти на *** (спецоперацию) и попытались расторгнуть контракт, рассказывает Матвей — в том числе и он сам. Сначала их переубеждали патриотическими лекциями: «О том, как нужно воевать, что русское население ущемляют, там нацизм, нужно спасать своих, давайте лучше сейчас мы пострадаем, чем будут потом страдать наши дети».
«Говорили профессионалы, которые умеют, — признаёт Матвей. — И да, в тот момент звучало патриотично, появлялась вера, что мы выполняем важную миссию. Но люди всё равно хотели отказываться… Потом уже началась другая схема: начали угрожать уголовными статьями, причём необоснованными. За дезертирство, например, которое тут никак было не приплести, за невыполнение приказа».
По его словам, доходило до того, что солдата везли в прокуратуру: «Если он всё равно отказывался, то снимали на телефон, как он пишет отказ, называли уголовником, говорили, что он сядет. Люди, которые маленько послабже, прогибались. Из 25 человек, кто сначала отказался, поехали на второй заход в итоге все».
О подобных методах давления на контрактников писала «Медиазона». Например, один из сибирских контрактников рассказывал, что командир его долго оскорблял и требовал от другого офицера, чтобы тот «загрузил» отказника в БТР и силой вывез на фронт. Отцу другого солдата с юга России, военному в отставке, командование написало, что сын «опозорил вас и честь военнослужащего».
Матвею Семёнову повезло: ему почти не угрожали, подписывать отказ не пришлось, командиры пошли ему навстречу из-за состояния здоровья и оставили в лагере. Через некоторое время его отправили обратно в часть возле родного города. Остальные его сослуживцы-артиллеристы в начале апреля снова зашли в Украину, на этот раз через Луганск, и принимали участие в штурме Северодонецка. Матвей говорит, что списывался со своими: «Они говорят, что сейчас легче, чем на первом этапе — хоть что-то хорошее».
После возвращения. «За эти деньги я должен воевать? Это *** (ужас), гроши!»
Сейчас Матвей Семёнов находится в части возле родного города и часто бывает дома. В свои 26 лет он ветеран боевых действий, за это ему положена пенсия в 3 400 рублей, бесплатный проезд и другие льготы.
Семёнов говорит, что перед отправкой в Украину им обещали платить 53 доллара в сутки по курсу 82 рубля за доллар. Заплатили в итоге меньше: по курсу меньше 71 рубля за доллар вышло 118 тысяч рублей, сверх этого заплатили 30 тысяч мотивирующих. Матвей считает, что на «гражданке» можно было получить не меньше.
«Я рисковал своей жизни, у меня за спиной погибли люди, с которыми ты 10 минут назад общался, за 118 тысяч. За эти деньги я должен воевать? Это *** (ужас), гроши! — возмущается он. — А самое смешное — это диалоги солдатских жён в вотсапе. Они там пишут в духе „Мой выходил на связь, всё хорошо“. В таком чате жена одного из офицеров агитировала скинуться деньгами на беспилотник и рации. Я с этого очень сильно расстроился: страна находится в спецоперации, богатая страна, вторая армия мира. Люди воюют, получают деньги и должны скинуться, чтобы получить дрон и радейки! Жёны военных реально скинулись и нам потом радейки и беспилотник привезли. И вопрос: как воевать за такую страну? Поэтому я надеюсь, что вас не мобилизуют».
Сейчас Матвей ждёт окончания контракта, чтобы попрощаться с военной службой навсегда. Он решил больше не связываться с госорганами и осваивать гражданскую профессию.
«Что пройдено, то пройдено, — резюмирует Матвей. — Никому такого не пожелаю».
