«Никто не должен оставаться один на один с системой»

Правозащитный проект ОВД-Инфо был создан в 2011 году, чтобы помогать задержанным на протестах. Сейчас он насчитывает более пяти тысяч волонтёров. Они не только обрабатывают обращения людей, участвующих в массовых акциях, но и выполняют множество других задач: занимаются расшифровкой аудиозаписей, поиском информации, редактурой и переводом текстов, IT-поддержкой и дизайном. Больше всего заявок от желающих присоединиться к проекту поступало во время протестов лета 2019-го, после возвращения в Россию и задержания политика Алексея Навального в 2021-м и после начала войны в Украине. «Новая вкладка» поговорила с волонтёрами ОВД-Инфо и теми, кому они помогают. Получилось вдохновляюще.

Я впервые осознанно вышла на протесты в 2019 году, когда задержали журналиста Ивана Голунова. Мы стояли с одиночными пикетами на Гостином Дворе в Питере, а сотрудники полиции вежливо проверяли наши документы. Тогда я уже знала про ОВД-Инфо, но думала: у них наверняка так много обращений во время массовых акций, что даже если меня где-то задержат, я им, конечно, напишу, но вряд ли мне ответят.

В феврале 2022 года я не жила в России, но, как и многие, хотела хоть что-то сделать. И уже 27 февраля дежурила на своём первом штабе ОВД-Инфо. Тогда меня поразила слаженность всего происходящего, удивительная теплота и поддержка координаторов — и регулярные напоминания, что надо прозванивать пропущенные входящие и отвечать на все обращения в бот.

Ни одно обращение не остаётся без ответа.

Ни один человек не должен оставаться один на один с системой.

Тогда мне казалось, что я нахожусь среди супергероев. И два года спустя я хочу рассказать о них — о том, чем они занимаются, почему выбрали это волонтёрство и на что надеются в России-2024.

Л., волонтёрка

Л. несколько лет выполняет волонтёрские задачи для ОВД-Инфо; после начала войны какое-то время работала координатором волонтёров в штате.

Когда Л. захотелось заняться волонтёрством, её друзья уже были в ОВД-Инфо, она увидела их призывы и присоединилась. Сейчас Л. редактирует и переводит тексты для проекта, но больше всего ей нравятся дежурства на штабах во время массовых акций:

— Такая в хорошем смысле суета. Все вовлечены очень сильно, и в реальном времени что-то происходит. Ты помогаешь и видишь, как твои действия влияют на жизни конкретных людей: вот ты принимаешь обращение в боте — и через час в отделение поехал адвокат.

Л. восхищается внутренней работой организации: всё очень слаженно, несмотря на объёмы задач. На вопрос, почему, как ей кажется, так происходит, она отвечает: «Потому что люди правильные. Люди, которые делают то, что хорошо умеют делать. И ценности, которые они разделяют. Помогающему проекту недостаточно только ценностей: всё развалится от недостатка навыков. Но и одних только навыков тоже недостаточно. А всё вместе — работает».

Многие волонтёры в штабе боятся работать на линии, отвечать на звонки. Л., наоборот, сразу же вышла на линию.

— У меня первая реакция — это взять на себя всё самое сложное, потому что в этот момент есть ощущение, что, если я этого не сделаю, никто этого не сделает, — объясняет волонтёрка. — Поэтому не страшно, просто нужно сделать.

Задержанные, если в автозаке не отобрали телефон, звонят спокойно и по делу, передают данные всех, кто рядом. Иногда в их голосе слышен задор: они пришли на акцию, знали, что их, скорее всего, задержат, и это случилось, дело сделано. У кого-то это защитная реакция, кто-то правда не боится, для кого-то это уже не в первый раз. Многие знают, что дальше: если это первое задержание, в худшем случае тебя арестуют на несколько дней.

— С этим можно свыкнуться, — добавляет Л. — Вообще в какой-то момент то, что раньше казалось страшным, перестало быть таким.

Могут звонить друзья или родственники задержанных: сообщить о задержании или узнать информацию о своих близких. Они, как правило, более напуганы. Важная задача оператора на линии — не только собрать информацию, но и как-то успокоить звонящего.

Саму Л. ни разу не задерживали, в отличие от многих её друзей: она хорошо знает, что такое ждать у здания суда по несколько часов, особенно зимой. Однажды она дежурила на штабе, и в этот момент загребли её друга. Л. следила, что с ним происходит, и помнит, как сложно было расставить приоритеты: есть близкий человек — и есть другие люди, которым тоже нужно помочь.

Л. оканчивает университет, ходит на йогу и фитнес, рисует, изучает шотландский язык. Ещё Л. участвует в проекте городских интервенций «Забейки». Забейка — скамейка, которая надевается на небольшой забор и превращает его из разделяющего элемента города в объединяющий. Л. говорит, что сейчас коллективное создание забеек воспринимается в том числе как хороший повод собрать большое количество людей на улице и чтобы за это ничего не было. Ребята пилят доски, красят их; даже если какой-то полицейский спросит, что это они тут делают, они скажут: у нас субботник.

Волонтёрство научило Л. быть смелее: если что-то пугает, нужно просто взять и сделать. Ей важно, чтобы с другими был возможен диалог: важно высказывать свою позицию, но не закрываться от чего-то отличающегося.

С., задержанный

С. задержали в Петербурге на массовом протесте в первую субботу после начала войны в Украине. Колонна протестующих шла от Гостиного Двора по Невскому проспекту; в какой-то момент ОМОН начал разделять толпу и выдавливать всех на боковые улицы. С. говорит, что они работали очень чётко.

С. оказался на Литейном, возле книжного «Подписные издания»; рядом с ним стояла женщина, которая просто спустилась в магазин за книгой. ОМОН выстроился в линию вдоль проезжей части, подогнали автобусы, всех «запаковали» — человек по 60 в автобус, битком. «В настоящем автозаке я так и не побывал пока, что даже обидно», — шутит С.

Автобус поехал сразу, но добирались долго: в центре отделения были переполнены, их повезли в Красносельский район. Телефоны не отбирали, поэтому все были на связи, общались, отправляли в ОВД-Инфо имена людей в автобусе, следили за ситуацией.

Один из задержанных, «классный харизматичный чувак», всю дорогу рассказывал истории, в какой-то момент открыл «инструкцию идеального задержанного» ОВД-Инфо и громко, с выражением начал читать. И в тех местах, где «полицейские не имеют права», поворачивался к ним и говорил: «Вы слышите? Вы не имеете права».

С. говорит: такое ощущение, что те, кто задерживал, были «идейные»: суровые, а пока ждали у отделения, пытались спрашивать, мол, зачем вам вообще это всё надо. Но полицейские в отделении больше жаловались, что им из-за этого всего придётся всю ночь работать («бедные-несчастные, конечно» — улыбается С.). Ещё полицейских в отделе поразила взаимовыручка и организация: задержанным привезли передачки, воду, ощущалось общее настроение взаимоподдержки — откуда это всё, откуда у людей такое желание друг другу помочь? Пока сотрудники составляли протоколы, все ждали в большом зале, обсуждали опыт предыдущих протестов: кто где участвовал, кого и как задерживали.

О суде С. не предупредили заранее: позвонили с частного мобильного, сообщили, что судебное заседание через два часа в Красносельском суде. С. даже уточнил, точно ли это не мошенники звонят: может, какой-то пранк? Звонившая разозлилась.

С. сразу сообщил в ОВД-Инфо, что суд назначили. В тот день в отделении был дежурный защитник от них, а сам С. в любом случае не собирался ехать на суд, так как ему вменяли «арестную» статью (препятствие движению общественного транспорта и нарушение антиковидных норм — эти статьи были у всех, хотя протестующие шли только по тротуарам). В итоге С. получил штраф и подал апелляцию по инструкциям ОВД-Инфо. Штраф до сих пор висит, С. пока не собирается его оплачивать.

Когда началась война, С. впервые узнал, что такое тревожность. «Ощущение, что происходит что-то ужасное — и ты ничего не можешь сделать». Поэтому выходить на протесты ему было не так страшно, как бездействовать. С. занимается фундаментальной наукой и говорит: «Я тот человек, которого успокаивает знание». Перед тем как участвовать в акциях, он перечитал материалы ОВД-Инфо, как себя правильно вести, что делать, что ему может грозить и что не может. Это его поддерживало и помогало не наделать глупостей и не нарваться на более серьёзные последствия.

Когда есть много людей, разделяющих твои взгляды, — это уже само по себе очень мощная поддержка, говорит С. Он был удивлён, что ОВД-Инфо готовы помогать оспаривать решение суда до любой апелляционной инстанции: «Это чувство, что ты не беспомощен перед государством, а что-то можешь сделать. Человека, который даже в суде никогда не был, вся эта система сразу подавляет, не понимаешь, куда идти, за что браться. А тут ты знаешь, что есть поддержка, если будет что-то неприятное — на это можно ответить, побороться».

Д., волонтёрка

Д. работает волонтёром в ОВД-Инфо около шести лет, тогда она выбрала именно эту организацию, потому что «у них была самая понятная и прозрачная структура». Составление обращений в ЕСПЧ, штабные дежурства во время больших акций протеста, апелляционные жалобы — основные задачи, которыми она занималась или продолжает заниматься.

Д. вспоминает времена до ковида: тогда основная часть волонтёров была в Москве, там штабы были офлайн, «не как сейчас, с кучей чатов, а прям люди собирались в одном помещении и работали, и за ними никто не приезжал». В Петербурге волонтёры собирались раз или два.

Д. важно что-то делать для других людей, она говорит: «Если бы я этого не делала, мне самой было бы хуже» — даже несмотря на то, что она очень чувствительна к агрессии и насилию. В бот пишут и о грубых, неправомерных задержаниях, поэтому для Д. штаб — это сложное время. «Как ты ни пытаешься себя беречь, у тебя не получается. Но, наверное, штабы — это то, что вытащило меня, когда война началась. Потому что тебе некогда думать про себя, тебе проще сидеть и плакать из-за других людей [которых задержали]. Ужас в том, что это большой поток людей и задержаний, происходит какая-то жесть — и со многими впервые в жизни. Это люди, которые полицейских раньше не видели даже, разве что мимо на улице проходили».

Д. работает в консалтинге и смеётся, что вообще её работа — помогать большим корпорациям зарабатывать очень много денег. Но добавляет, что после начала войны в этом появилась и какая-то социальная миссия: например, сделать так, чтобы компания не уволила три тысячи человек разом. В целом, говорит Д., если бы в жизни не надо было зарабатывать деньги, она занималась бы чем-то более социально значимым. «Я знаю, кем я хочу стать, когда вырасту, — шутит она, — но в нашей стране за это сажают».

Когда началась война и все тут же начали уезжать, Д. тоже чуть не эмигрировала в первые две недели. Её остановила мысль, что все уехать всё равно не смогут — и останутся как раз самые уязвимые, те, кому больше других нужна будет помощь. «Кто из нас не думал уезжать? Но, я думаю, мне ещё не так много лет, я явно могу дожить до лучших времён».

Д. говорит, что сейчас не может представить себе даже пятилетнюю перспективу. За последние два года жизнь очень изменилась. «Это какое-то безумие, — переживает она. — Понятно, что законы, репрессии. Но я смотрю на бизнес, с которым работаю, и вижу, как поменялись люди и подход к принятию решений. Бизнес будто вернулся в девяностые — кто-то приходит и спрашивает: а что если мы просто всех кинем и никому не заплатим? Кажется, что все очень хотят просто закрыть глаза, как и в обычной жизни: будто ты не видишь проблемы, а значит, её нет».

Д. признаётся, что её пугает реакция собственной психики: то, как мы привыкаем к насилию, потому что невозможно бесконечно вовлекаться и реагировать. «Это нормальная защитная реакция, повышается толерантность, но нам это всё аукнется».

А., юрист

А. знал об ОВД-Инфо от своей девушки, которая давно помогает проекту. Когда началась война, он понял, что сейчас будут митинги, задержания, — хотел как-то помочь и заполнил анкету. ОВД-Инфо тогда набирали защитников. Было собеседование, всем выдали большую инструкцию, добавили в чаты, сразу распределили по судам. «Это было мощно», — говорит А.

Первые выходные после начала войны, пятница и суббота: много задержаний, в судах огромное количество людей. И очень холодно. Если в пятницу задержали, в субботу везут в суд, но никто не знает, в какое время, поэтому защитники дежурили с десяти утра — и очень часто внутрь их не пускали.

Когда выступаешь в роли защитника после массовых акций, не знаешь заранее, сколько будет подзащитных, рассказывает А. Есть какие-то списки, примерные данные. Если кто-то из задержанных на связи, волонтёры горячей линии могут узнать, сколько людей и в какой суд везут. Но бывает и так, что защитников пять на весь суд, а привезли сто человек. Задержанных привозят, они садятся ждать заседаний, и защитников допускают к ним поговорить.

А. подходил и рассказывал всем, кто он, давал инструкции и ходатайства, объяснял, как их заполнять, как обжаловать решения суда. Неважно, кто из задержанных связывался с ОВД-Инфо, а кто вообще про них не знал, — помощь предлагали всем. Правда, некоторые отказывались: говорили, что лучше не будут спорить, пусть только скорее закончится суд и их отпустят домой.

Сам А. работает в фирме, которая занимается банкротствами. В обычных судах, по его словам, если не брать уголовные дела, «столько жести с юридической стороны не происходит»: когда ты точно прав, ты не можешь проиграть дело. В делах задержанных иначе: сотрудники полиции пишут в рапортах о задержании всё что угодно, даже не зная имени того, кого они задержали, но судьи говорят, что «нет оснований не доверять сотрудникам полиции». У одного из подзащитных А. в протоколе стояла чужая фамилия — и он всё равно получил несколько суток ареста.

А. называет себя оптимистом, говорит, что действительно верит, что всё будет хорошо, потому что не может быть всё время плохо. Он ждёт момента, когда политическая ситуация поменяется, а на местах ещё останутся какие-то сотрудники полиции, судьи, и им придётся вести себя по закону, — тогда, говорит А., будет реванш. Кроме того, А. надеется, что со сменой политической обстановки вырастет и уровень профессионализма в судах в целом.

В свободное время А. смотрит сериалы, играет в настольные и компьютерные игры, особенно любит шутеры, симуляторы военных действий. А. не приемлет насилия в жизни, но в играх это даёт ему адреналин. «Я всегда говорю: хотите убивать — идите в игрушки поиграйте, выпустите там всех своих демонов, и всё».

Т., волонтёрка

Т. стала помогать ОВД-Инфо в августе 2019 года, когда были выборы в Мосгордуму и много протестных акций. Т. тогда жила в Москве, кто-то из её друзей был волонтёром уже тогда, а в последние годы, говорит Т., «заходишь в чат штаба, а там подряд тридцать знакомых человек отвечают».

Первой задачей Т. в ОВД-Инфо был большой обзвон задержанных с предложением обратиться в ЕСПЧ. «Сначала было суперстрёмно: я помню первые звонки, когда я прям сижу перед ноутбуком и говорю себе, что я сейчас посчитаю до двадцати, нажму кнопку „вызов“ — и всё будет хорошо», — рассказывает Т. Поначалу она думала, что ничего не умеет, но хотя бы может звонить и общаться с людьми по скрипту. Но через какое-то время поняла, что это как раз то, что у неё хорошо получается: у неё успокаивающий голос, она может утешать, может говорить с людьми, когда они злятся. Т. занималась и другими задачами, переводами, но говорит, что лучше всего и увереннее всего чувствует себя, когда работает с людьми, «такими же маленькими», как и она.

24 февраля 2022 года Т. сразу же вышла на протесты: «Была какая-то огромная внутренняя истерика, нужно было пойти туда, на Гостинку, чтобы не лопнуть и не взорваться. Когда меня задержали, это было почти облегчением». У всех забирали телефоны, но Т. попросила разрешения позвонить маме, чтобы на самом деле позвонить в ОВД-Инфо и передать данные о задержании.

Она говорила по телефону: «Мама, не переживай, меня задержали, нас оставляют на ночь, вот номер отделения, люблю, целую», а на том конце девушка уточняла: «Вы понимаете, куда звоните?», но, как говорит Т., под конец «вроде врубилась». И тут система дала сбой: Т. отпустили на следующий день, вернули телефон, и она обнаружила, что её данные никуда не внесли, — никто из её близких не знал, где она, а в базе данных стояла отметка, что всех выпустили сразу же.

Т. отчислилась из университета, когда почти всех хороших преподавателей на её направлении уволили (хотя кто-то проводил для студентов «подпольные» семинары и после того, как с ними не продлили контракт). А сейчас её саму уволили из частной школы, где она работала тьютором, — из-за разногласий внутри коллектива.

Т. говорит, что её горизонт планирования — месяц, и в шутку называет свой взгляд на жизнь «позицией воробушка»: «Пусть умные люди с политологическим образованием рассуждают, как всё будет, а я ничего не знаю, ни на что особо не надеюсь, просто буду делать свои маленькие дела и чувствовать себя немного полезнее».

Н., задержанная

Мы встретились с Н. во дворе Фонтанного дома в центре Петербурга. Н. называет себя торговкой книгами: она работает в небольшом издательстве и в книжном магазине.

Её активизм начался с одиночных пикетов в 2020 году, когда принимали поправки к Конституции. Н. говорит, что «было стрёмно», и она решила себя обезопасить, сообщая в бот ОВД-Инфо, что выходит на очередной пикет. Её ни разу не задержали: «То ли я старушка, то ли это какие-то окраинные станции метро, где всем пофиг» — но привычка быть на связи с волонтёрами осталась. К тому же, говорит Н., ощущение от общения было очень тёплым (в боте при этом отвечает штатный оператор или волонтёр, то есть это не один и тот же человек).

В первый раз Н. задержали на митинге на Гостином Дворе буквально в первые дни после начала войны. Забрали всех, кто был, привезли в отделение. Потом полицейские спросили, кто из задержанных старше 55 лет (Н. была в их числе), и велели идти отсюда и не портить картину.

Летом 2022 года Н. начала вешать плакаты, картонки с надписями или пацификами. Смотрела, чтобы на улице никого не было, особенно полиции, но в какой-то момент её задержал полицейский на гражданской машине. Когда Н. привезли в отделение, она тут же сообщила, что ничего не будет говорить без своего адвоката. «У вас ОВД-Инфо?» — спросили её сотрудники и «сразу же стухли». Телефон не забрали, Н. позвонила на горячую линию, и к ней отправили защитника: «Мальчик лет тридцати, очень мне помог, составил заявление, держался так хорошо и с уважением».

Защитник посоветовал подождать и не платить штраф сразу, добиваться его отмены или снижения. В итоге сумму удалось уменьшить, но платить её всё же пришлось: через полтора года у Н. заблокировали банковскую карту.

Картонные плакаты Н. крепила на деревьях, которые «выбрала себе в сообщники». Также она фотографировала то, что делали другие: надписи на стенах, наклейки, маленьких игрушечных человечков-пикетчиков. «Мне это интересно, это знаковая система. Город должен говорить», — добавляет Н.

Сейчас Н. старается жить частной жизнью: «Время не то что малых дел, а совсем подзапаянных в асфальт». Самое важное — сохранять чувство собственного достоинства и поддерживать связи с близкими. Н. добавляет, что стала гораздо более терпимой: раньше могла разорвать отношения, потому что кто-то где-то промолчал, сейчас гораздо больше ценит связи с людьми. И нужно, говорит Н., «заниматься чем-то прекрасным, мирным и любимым, если есть такая возможность».

О., волонтёрка

Основные задачи, которые О. берёт в ОВД-Инфо, — работа с текстами, вычитка, поиск информации, в том числе в судебных базах данных и системах. У О. юридическое образование, она быстро ориентируется в таких базах.

Когда началась война, ей больше всего помогали прогулки с собакой: 50 минут по болотистому парку, по снегу, который той весной долго не таял. Тогда же она нашла чат «Питер проездом из Украины в Европу» для беженцев из Украины — там постоянно были какие-то сборы, просьбы о помощи. О. раздала много детских вещей, предметов — что кому-то было нужно, а у неё лежало дома без дела. О. говорит, что это очень помогало держаться: новости тогда были более кровавые — или мы к ним ещё не привыкли.

Сейчас О. поддерживает волонтёрство в ОВД-Инфо. Она рассказывает, как вышла 9 мая в парк — всё украшено флагами, напряжение в воздухе, — вернулась домой вечером, поработала над задачей, стало лучше. Ещё одну задачу она взяла в феврале 2024-го — в день смерти Навального, в час дня, потом в четыре часа писала в бот: «Можно мне так, чтобы снова был час дня, чтобы я не знала, что он умер, и спокойно работала бы». Ей предложили перенести дедлайн, но она отказалась: наоборот, общение и какие-то осмысленные действия — то, что помогает лучше всего.

— Сердцем хочется, чтобы всё было хорошо. Я думаю, всё так и будет, только мы не знаем когда, а сейчас остаётся делать то, что в наших силах, чтобы это произошло, — говорит О. — Уже 2024 год, не 2022-й, уже надо иметь какой-то горизонт планирования снова. Но если не хочешь быть в какой-то апатии и депрессии, надо минимизировать влияние на себя извне. Люди, которые думают так же, как и ты, разделяют твои ценности, — это такой комфортный социальный пузырь, способ беречь себя.

О. часто включает на прогулках разные интервью и подкасты, участвует в ежемесячных встречах волонтёров ОВД-Инфо с приглашёнными спикерами. Когда в гостях у проекта был автор подкастов о научных открытиях, О. смотрела эту встречу вместе с дочерью. О. ценит ситуации, когда пересекаются задачи, внерабочие интересы, семейное время: «Как будто в этот момент ты на своём месте».

И., координатор волонтёров

И. живёт в Европе и совмещает две работы: в одной он координатор волонтёров ОВД-Инфо, в другой — учёный, который преподаёт и занимается экспериментальной наукой. И. говорит, что работа координатором волонтёров даёт ему ощущение заполненности и смысла, он не понимает, как жил без этого раньше.

Очень много вещей ОВД-Инфо не смогли бы сделать без волонтёрской помощи, говорит И.: «Даже когда волонтёры где-то сильно ошибаются, не укладываются в сроки, всё равно в первую очередь мы благодарны за помощь».

Иногда бывает сложно, происходит много всего, и кажется, что всё рушится, но И. отмечает, что даже в таких ситуациях «никому и в голову не приходит быть токсичными». Он называет это непроговорённым согласием: одни хотят помогать, другие хотят дать возможность помочь. Это самое важное.

Бывает, волонтёрами оказываются люди, которых координаторы могут знать из какой-то другой части жизни, например слушать их подкасты, а потом переписываться с ними в боте, где выдают задачи. Специфика взаимодействия координаторов с волонтёрами — только текстовый контакт, только переписка, но и она оказывается с личными интонациями. Координаторы подписывают сообщения своими именами, и у всех немного разный стиль общения. И. смеётся, что за первые полгода работы он сохранил в Telegram 50 стикерпаков (больше просто нельзя), подсмотренных в переписках.

И. отмечает, что мы часто смотрим на происходящее в России из позиции боли и травмы. Нам кажется, что сил недостаточно, ресурсов недостаточно, но как будто при этом мы не замечаем, как много сделано — и довольно небольшим количеством людей. Как много в России волонтёрских организаций, и после начала войны их число только растёт: большие акторы исчезли, но на их место пришли десятки маленьких региональных.

Волонтёром ОВД-Инфо может стать каждый: есть задачи, для которых не нужны специальные навыки, например поиск информации в открытых источниках или расшифровки. Сейчас волонтёров много, поэтому, говорит И., особенно обидно, когда на одну задачу нужно пять человек, а откликается сразу десять — и кому-то приходится говорить, что он не успел. Или когда люди пишут, что давно не приходило задач, а им хочется что-то сделать.

Недавно волонтёры помогли ОВД-Инфо перевести информационные материалы проекта на 18 языков республик России и стран бывшего СССР. После этого в бот кто-то написал: «Спасибо! Раньше я не знал, как ответить полицейскому на своём родном языке, а теперь я это знаю».

Мы с И. дружим много лет. Когда началась война, я жила не в России, а он уже работал в ОВД-Инфо. Тогда очень хотелось что-то сделать, как-то помочь и чем-то себя занять: я спросила, нужна ли помощь и могу ли я быть волонтёром. И. тут же выдал мне анкету, инструкции, а потом написал: «Это было внезапно и вовремя, как будто ты оказалась сейчас у меня за плечом».

С тех пор я получаю в волонтёрский бот сообщения с итогами работы проекта и новыми задачами. Сообщения часто заканчиваются фразами вроде «вы сильные и нежные», «живите весну», «завтра лето — будьте в нём счастливыми», «оставайтесь влюблёнными».

Новые задачи я сейчас беру редко, но каждый раз читаю эти сообщения и думаю: ещё несколько тысяч волонтёров читают их и улыбаются. И остаются влюблёнными.