На этой неделе наше медиа о том, как меняется жизнь в российских регионах после 24 февраля 2022 года, празднует свой первый день рождения. Уже год, как журналисты «Новой вкладки» делают для вас большие документальные истории со всей России. Обычно люди отмечают на карте страны, где побывали. Мы решили закрасить регионы, откуда привезли для вас репортажи. Всего получилось 37 субъектов — от Калининградской области до Камчатки. Вот несколько воспоминаний авторов о том, как прошли их командировки и как они работали над текстами.
«Морально готовился к тому, что зря прокатаю командировочные»
Роман Чертовских — о поездке на Алтай за репортажем о том, как жители края, несмотря на миллионные штрафы, тоннами выкапывают краснокнижный золотой корень:
«Текст про золотой корень дался мне сложно. Поговорил я с парой десятков человек, а написал сотне или около того: люди отказывались общаться, игнорировали сообщения, удаляли посты о продаже корня и фейковые странички во „ВКонтакте“.
Не помогли ни знакомые, ни родственники в Республике Алтай. Тогда я решил: окей, поеду в Бийск, а оттуда в Майму, Горно-Алтайск и дальше, попробую сориентироваться на месте. Морально готовился к тому, что зря прокатаю командировочные. Риск, к счастью, оказался оправдан.
В Бийске удалось поговорить со слегка потерянным „биохакером“: сразу сказал, что пишу журналистский текст про родиолу, но он до конца разговора переспрашивал, зачем мне золотой корень. В Майме и Горно-Алтайске набралось репортажки и сложилось некоторое понимание устройства рынка родиолы. Согласились рассказать про её добычу и продажу несколько человек, которых я нашёл во „ВКонтакте“ и на „Авито“.
Одно из телефонных интервью почти вывело меня из себя: мужик на другом конце провода увиливал от прямых ответов, недоговаривал и до последнего подозревал, что я не текст пишу, а хочу сам пойти родиолу копать и вызнаю секреты. Ещё и связь постоянно прерывалась: в сельских районах Алтая интернет посредственный.
Текст всё-таки вышел, несмотря на эти трудности. Сейчас я им недоволен: читаю и думаю, какие вопросы надо было раскрыть полнее, чего добавить там и тут. Но это норма, наверное. Как и то, что в день публикации я был очень рад, что эту важную историю рассказал».
«Это было похоже на карусель, которая хочет укачать тебя до помутнения рассудка»
Анонимный автор — о командировке в военный городок в Свердловской области, куда свозили мобилизованных со всего Урала и несколько месяцев пытались бороться с их пьянством:
«Первое, что бросается в глаза, когда оказываешься на этой территории, — лужицы рвоты с застывшей пищей и жёлтые пятна мочи. Потом в нос ударяет запах перегара от мужчин, которые проходят мимо. Я действительно думала, что алкоголь в Елани не продают или, по крайней мере, делают это из-под полы. Но мобилизованные пили с самого утра, открыто закупаясь водкой в местных магазинах.
Мы с фотографом опасались, что нас могут вычислить (мы не представлялись журналистами) и сдать военной полиции, но оказалось, что нужно было бояться другого. Это стало ясно в столовой: когда оказываешься в одном помещении с толпой пьяных, буйных и агрессивных мужчин, которые при виде двух девушек моментально поднимают на них стеклянный от алкоголя взгляд, нужно бояться изнасилования. Но всё обошлось.
На следующий день после командировки меня тошнило, к горлу натурально подкатывала дурнота, когда я вспоминала запахи и нечистоты, которые мы видели. Созвонились с фотографом: оказывается, она чувствовала ровно то же самое. Её слова описывают нашу командировку как нельзя лучше: „Елань и всё, что мы там увидели, напоминает карусель, но не из детства, а ту, что хочет укачать тебя до дурноты, помутнения рассудка и темноты в глазах“».
«Вид одной могилы меня впечатлил: она была отгорожена от других высоким забором»
А это воспоминания Михаила Даниловича о его поездке в село Актаныш в Татарстане, где за полгода на кладбище дважды спиливали православные кресты:
«Помню, как фотограф Вадим Брайдов ходил по сугробам по колено вокруг кладбищ. Я в это время грелся в машине и выходил сделать фото на телефон, чтобы потом вспомнить, как выглядели могилы.
Вид одной из них меня впечатлил. С православным крестом, на краю кладбища, она была отгорожена от других металлическим забором. Такое вот разделение на своих и чужих даже после смерти. Собственно, этой темой — как живут православные в са́мом мусульманском районе России — мы заинтересовались после новости о том, что здесь спилили православный крест, по ошибке поставленный на видном месте среди могил мусульман. Это такой перевёртыш: в стране, где за оскорбление чувств верующих, прежде всего православных, можно сесть в тюрьму, есть места, где всё наоборот.
Дописывал эту историю я спустя несколько месяцев, уже из другой страны. Но тогда мне эта тема показалась ещё более актуальной».
«Я была готова к тому, что герой в любой момент передумает и отвалится»
Татьяна Горина — о работе над текстом про кировского предпринимателя, который из-за своей активной антивоенной позиции разругался почти со всем своим окружением и даже потерял часть покупателей:
«Это драма многих людей, которые сейчас остаются в России, просто в случае с Александром она более заметная и очевидная. Когда люди не ходят в твои магазины, потому что ты против войны, — это в некотором смысле прецедент.
Когда я предложила Александру написать материал о нём, он не совсем понимал, чем его история может быть кому-то интересна. Ведь в ней нет ни яркой сюжетной линии, ни „успешного успеха“. Просто человек что-то делает, потому что не может не делать, но достичь своих целей у него не получается. О чём тут писать?
Но он пошёл на этот эксперимент во многом, мне кажется, для того, чтобы ещё раз попытаться достучаться до тех, до кого он достучаться не может. А ещё — чтобы сделать маленькую личную засечку в большом процессе истории: я такой-то человек, и я против войны, занесите в протокол. Многие люди в России хотели бы сделать такую же запись в истории, но не у всех хватает для этого смелости.
Александр не раз повторял, что до сих пор „выковыривает из себя совдеповскую пропаганду“, которая с пелёнок учила людей молчать и не высовываться. И в его жизни было немало моментов, когда он хотел что-то сделать, но не решался из-за этих установок. Поэтому я была готова к тому, что на любом этапе подготовки материала мой герой передумает и отвалится. Но он не передумал. И я мысленно поздравляю его с этим».
«Меня выставили в зябкую сибирскую осень, и я подумала, что долго тут не продержусь»
Анонимный автор вспоминает, как готовился репортаж с ветхой станции скорой помощи в Новосибирске.
«На холодной и ветхой подстанции новосибирской скорой помощи меня, как ни странно, удивило тепло — человеческая забота и профессионализм. В здание самой станции, где находятся документы с конфиденциальной информацией, медицинским оборудованием и препаратами, любым посторонним людям, в том числе журналистам, вход запрещён. И когда заведующая подстанции попросила меня выйти на улицу в зябкую позднюю сибирскую осень, я подумала, что долго тут не продержусь.
Но спустя пять минут водители и санитарка пригласили меня в „кибитку“ — так шуточно сотрудники бригады скорой помощи называли времянку — отапливаемый вагончик с кроватями и обеденным столом. Находясь в тепле, я услышала голос заведующей во дворе: женщина интересовалась, пустили ли журналистку погреться. В кибитке я пробыла полдня, успев поговорить со всеми, с кем хотела.
В разговорах врачи скорой помощи строго разделяли возникшие проблемы с помещением на работе (по моему мнению, колоссальные и ужасные) и проблемные ситуации с пациентами. О вторых, если они и начинали говорить, то быстро прерывались, каждый раз давая мне понять: мы не судим пациентов, мы им помогаем.
Когда посреди утра на станцию ворвались родители, держа на руках ребёнка без сознания, то все герои текста, стоявшие рядом со мной, немедленно среагировали. Врачи подхватили мать с ребёнком, а водители освободили узкий проезд реанимобилю настолько быстро, насколько это было возможно сделать в маленьком дворе. Это большой профессионализм, без оглядки на отсутствие сна, усталость и холод».
«В одном из храмов нас побили вербой»
Валерия Шустваль рассказывает о командировке в Славянск-на-Кубани — оттуда она привезла репортаж о том, как 86-летнего священника преследуют за антивоенные проповеди.
«Я с детства каждое воскресенье ездила с мамой в протестантскую церковь, поэтому довольно много знаю о религии. Всю жизнь я сталкивалась с предрассудками о сектантах и „неправильной“ вере, поэтому мне особенно интересно было поговорить со Славянским архиепископом Виктором (Пивоваровым). РПЦ считает его раскольником, потому что он отказывается подчиняться патриарху и сложившейся иерархии.
Мы с фотографом приехали в Славянск-на-Кубани в Вербное воскресенье. Общались с архиепископом прямо в храме, пока прихожане заходили помолиться и поставить свечку. Конечно же, многим было любопытно, некоторые даже сами начинали со мной разговор. Если вам интересно, отличаются ли прихожане друг от друга в разных храмах, то нет. По крайней мере, мне так показалось.
После общения с батюшкой Виктором мы заехали в несколько храмов РПЦ. В одном из них было некомфортно и помпезно. А в другом, поменьше, женщина легонько побила нас вербой со словами „Верба-хлёст, бей до слёз“. Было необычно, но чувствовалось в этом что-то искреннее и доброе. Как будто это стало ещё одним доказательством, что главное в религии — люди, а не внешняя оболочка и правила».
