Гружёный КамАЗ стоит во дворе фермерского дома в хуторе Каменная Балка Ростовской области. Его поливают дожди и забрасывает грязью ветер. В кузове грузовика, под пологом, лежит пшеница. Это непроданное зерно нового урожая.
Машину затарили вечером 25 сентября — фермер Николай Яндюк специально подготовился, чтобы на следующий день пораньше отвезти зерно на элеватор (сооружение для хранения. — Прим. ред.). В Орловском районе Ростовской области у него 200 гектаров земли — клин небольшой, но на жизнь хватает, говорит его жена Елена. Но с места КамАЗ так и не сдвинулся: в восемь утра фермеру принесли повестку. Согласно ей 44-летний рядовой Яндюк должен был явиться в районный военкомат к обеду этого же дня. На сборы ему отвели несколько часов. Боевого опыта у мужчины не было, в армии он служил в середине девяностых.
«Вот так: вырвали человека — и всё, — сокрушается Елена Яндюк в разговоре с „Новой вкладкой“. — Никого не интересовало, что он глава КФХ (крестьянско-фермерского хозяйства. — Прим. ред.), что у нас несовершеннолетний ребёнок-инвалид… Он мобилизационной комиссии рассказал об этом, а ему ответили: „Ничего не знаем, тебя призвали — иди служи“».
Младшая из двух дочерей Елены — слабослышащая. Из-за этого семье приходится жить на два дома: мать водит 11-летнюю девочку в специализированную школу в Ростове. В городе учится и старшая дочь, но уже в медицинском университете.
«Муж, по сути, управляется с хозяйством один, — говорит женщина. — Он и механик, и водитель — всё на нём. Мы приезжаем домой на каникулы и иногда по выходным».
В день, когда пришла повестка, Елена оказалась дома: младшая дочь заболела. Поэтому женщина успела проводить мужа в дорогу. «Никакой медкомиссии, врачей не было, — вспоминает Елена. — А у него грыжи в позвоночнике, мочекаменная болезнь, из-за этого операцию делали несколько лет назад… Но их всех погрузили в автобус и повезли в Чечню, на полигон».
Из-за спешки Николай не успел нормально собраться. Докупать нужные вещи пришлось уже в Чечне, на местном рынке. По словам Елены, деньгами на спальные мешки, рюкзаки и лекарства скидывались всем миром: знакомые фермеры, родственники, друзья, одноклассники.
«На полигоне они пробыли несколько дней. Постреляли немного, и их вывезли в Крым, а потом ещё куда-то, — рассказывает женщина. — Сейчас они вроде уже „на позициях“. Муж выходил на связь, сказал, что условия службы „кошмарные“. Спать приходилось и на земле, и под дождём. Говорил, что еды не было — они как-то неделю просидели в лесополосе, голодные и мокрые. Вот такое отношение к мобилизованным».
Вызов в военкомат стал для фермера шоком, добавляет Елена. Мужчина не ждал повестки, он «не из тех, кто готов воевать».
«Как это — убить человека? У него психика нарушится однозначно. Жить мирной жизнью, работать на себя, на детей — и вот иди убивай и сам умирай? Да они там все были в шоке, — говорит Елена. — Пытался ли он отказаться? Нет, всё произошло слишком быстро, а его рассказ о дочери [с инвалидностью] никто не стал слушать».
Похожую историю рассказывает и Наталья Семёнова (имена героини и членов её семьи изменены по просьбе женщины. — Прим. ред.): её 44-летнего мужа Игоря мобилизовали на следующий же день после выхода путинского указа. В Краснодарском крае у семьи личное подсобное хозяйство (ЛПХ, в отличие от фермерского, часто не имеет юридического статуса. — Прим. ред.). Они держат несколько коров и продают на рынке молоко, сметану и творог. «Это очень ценно: здорового питания в округе нет, коров почти не осталось», — гордится Наталья. За счёт ЛПХ семья живёт и платит налоги — Игорь оформлен как самозанятый. У пары трое детей, двое из них несовершеннолетние.
По словам женщины, боевого опыта у её мужа нет, он рядовой, пулемётчик. В 90-е годы служил где-то под Питером. Где именно, Наталья не знает: «Что-то там с самолётами». После службы мужчина однажды проходил военные сборы, они продлились один день. «Лет 15 назад съездил на полигон и вечером уже вернулся», — вспоминает женщина.
Поэтому, когда Игорю позвонили из администрации и пригласили прийти за повесткой, он был спокоен: речь тоже шла про «учебные сборы».
«Ему сказали: „Через 15 дней будете дома, просто по очереди будем вас возить, подготавливать“. И в военкомате сообщили то же самое. Мол, вещи не берите, только зубную пасту, щётку, носки-трусы и перекус, — рассказывает Наталья. — Я начала истерить, а он: „Что ты меня позоришь — вон, все мужики пошли, и я поеду. Через две недели вернусь, а иначе меня посадят, арестуют“ — вот эти все разговоры».
Но «учебные сборы» затянулись. Сначала мобилизованных повезли в Майкоп, на полигон. Там они провели две недели, говорит Наталья, «слонялись и не знали, чем заняться».
«Несколько дней потренировались — попрыгали по окопам, постреляли. Показали им, куда руку-ногу колоть, если раненый… — пересказывает женщина впечатления мужа. — Три раза их принудительно выгоняли на концерты местной самодеятельности. Один день ушёл на стрижку и выдачу жетонов. И всё. В остальном — бесконечные построения. Но даже так некоторые под конец уже еле волочили ноги, падали в обмороки. Муж говорил, что перед полигоном стояла скорая. Если что случилось, человек пьёт лекарство — и обратно в строй».
После обучения мобилизованным выдали бронежилеты и оружие, посадили в эшелон и отправили куда-то в сторону Украины. «Как свиней нерезаных», — так Игорь описывал жене своё путешествие в забитом вагоне.
«Они писали рапорта, что не соответствуют призыву, что не согласны с ним, — в голосе Натальи слышны слёзы. — Но их там затюкали, посмеялись над ними, что они не патриоты России. Потом они спросили, где рапорта, а им ответили: „В урне“».
Сейчас Игорь изредка и ненадолго выходит на связь. Судя по его рассказам, он находится где-то недалеко от фронта, говорит Наталья.
«Вместо двух недель мы сеяли четыре»
Новость о мобилизации застала российских фермеров в разгар уборки урожая и других полевых работ. То, с какой скоростью в дело включились военкоматы, стало для отрасли неожиданностью.
«Забирают и фермеров, и работников сельского хозяйства… Фермера вчера забрали, поля не посеянные ещё стоят… Механизаторы уехали, даже комбайны остановили и забрали», — такие истории рассказывали читатели портала Agrobook.ru в первые дни мобилизации.
Как следовало из комментария на портале «Объясняем.рф», работники фермерских хозяйств подлежали мобилизации «на общих основаниях». Тем не менее Минсельхоз порекомендовал регионам «выстраивать взаимодействие» с военкоматами и комиссиями по бронированию, чтобы предоставлять отсрочки от мобилизации по наиболее ценным специальностям.
И регионы начали это делать.
В распоряжении «Новой вкладки» есть копия письма, направленного правительством Ростовской области в адрес глав муниципальных районов. Согласно ему агропромышленный комплекс (АПК) региона признаётся «критически важной» отраслью экономики. Председателям призывных комиссий совместно с военкоматами предлагается принимать во внимание «критическую значимость» некоторых призывников для функционирования сельхозпредприятий — и освобождать их от мобилизации.
«Как только объявили мобилизацию, у нас начались активные звонки и вопросы от региональных ассоциаций, — рассказывает Ольга Башмачникова, вице-президент Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России (АККОР). — На федеральном уровне АККОР просил правительство помочь фермерам собрать урожай и отсеяться. Плюс мы постарались выстроить взаимодействие по всем возможным каналам: через ОНФ, региональные департаменты АПК, муниципалитеты… Если мобилизованному главе КФХ некому было передать хозяйство, то мы обосновывали, что его нельзя брать. Либо речь велась об отсрочке, чтобы закончить сельхозработы. Понятно, что крестьяне всегда шли защищать Родину, но должен быть какой-то оптимум — ведь продукцию тоже нужно производить».
По словам Башмачниковой, подходы к мобилизации фермеров во многом зависели от региональных властей: «Были субъекты, где работа сбалансирована, и мы решали проблемы, а есть те, где большое количество фермеров попало под мобилизацию».
В последние две недели мобилизации поток «острых обращений» спал, констатирует представительница АККОР: «Значит, многие вопросы разрешились».
Как показал опрос «Новой вкладки», донским и кубанским фермерам в основном удалось избежать мобилизации. Алгоритм действий в обоих регионах был сходным: фермеры совместно подавали списки ключевых сотрудников (включая себя) на имя главы муниципального района. Как правило, именно он являлся председателем мобилизационной комиссии. Совместно с военкоматом принималось решение об отсрочке.
«Мы сработали оперативно: собрали списки, отнесли главе — никого из фермеров не забрали», — рассказали «Новой вкладке» в АККОР Кущёвского района Кубани.
Об этом же говорит и председатель Матвеево-Курганской ассоциации фермеров в Ростовской области Николай Попивненко: «Я слышал, что поначалу были случаи мобилизации, а потом пошла установка не трогать фермеров, — объяснил он. — Мы тоже подавали списки: бронь среди работников в первую очередь давали механизаторам и водителям. Если это простой рабочий, то могли и призвать».
При этом, как говорят фермеры, потеря даже одного ценного специалиста может сильно ударить по хозяйству: работать в селе некому. У главы донского ООО «Лидер» Николая Полищука в первые дни мобилизовали четырёх механизаторов из тринадцати. Сев озимой пшеницы из-за этого затянулся.
«Вместо двух недель мы сеяли четыре. Часть механизаторов пришлось пересаживать с других тракторов, люди не сразу переучились, понаделали огрехов, — рассказывает Полищук. — Главное, забрали самых молодых — от 23 до 45 лет. Я их по всем соседним районам собирал, заманивал зарплатами и чем только мог… Никто не хочет работать в селе: тут же ни выходных, ни отдыха. Сел — и четыре недели на комбайне. Людей в селе нет, и заменить их некем. Медали нужно выдавать тем, кто остаётся. А их ещё и забирают…»
«Я благодарен нашему военкому»
Кубанским фермерам Андрею и Сергею Некравцовым повестки вручили одновременно, 21 сентября. В Белоглинском районе Краснодарского края братья держат КФХ, в нём 700 гектаров земли и десяток сотрудников. Обоим мужчинам слегка за сорок, оба окончили сельхозвузы, прошли военную кафедру — и не служили.
Когда братья поняли, что с мобилизацией «всё серьёзно», то попросили военкома, чтобы он забрал кого-то одного — иначе «хозяйство загнётся». Военком выбрал младшего, Сергея. Он и отправился в военную часть.
«Мы не откручивались, не отверчивались, — рассказывает глава КФХ Андрей Некравцов. — Надо — значит надо. Но ещё надо, чтоб было куда вернуться, потому что если мы уйдём оба, то возвращаться станет уже некуда. Так что я очень благодарен нашему военкому, что вник в ситуацию и пошёл нам навстречу».
Мужчина вспоминает, что поначалу тревожился за брата: тот две недели сидел на полигоне «невостребованным», и даже «автомат в руки не брал». Но потом ему сообщили, что Сергей будет служить, командуя взводом и постигая «военную науку» вместе со срочниками.
«Сейчас он находится в части, где замещает ушедших на фронт кадровых офицеров. Это нормальный, грамотный подход», — радуется Андрей Некравцов.
Фермер признаёт: после отъезда Сергея работать стало сложнее. Там, где раньше обязанности делились пополам, теперь приходится справляться самому. Работали без выходных, с полшестого утра и до позднего вечера.
«Когда брата забрали, шла уборка, потом начался сев. Всё было на мне: и подготовка почвы, и бумажные дела, и ремонты, — вспоминает Андрей Некравцов. — Обед работникам нужно отвезти, а там то диск у агрегата сломается, то семян для сеялки не хватит. И везде нужно успеть. Это выматывало. Но пик работ мы пережили, уборку, сев закончили. В зимний период я без брата справлюсь, а вот весной без него будет совсем сложно».
Когда есть кому подхватить бизнес, то пережить мобилизацию главы КФХ проще, говорят опрошенные «Новой вкладкой» аграрии. Организовать сельхозработы может отец фермера или другой близкий родственник. В хозяйствах, где забрали руководителя, чаще всего так и поступали, рассказала Ольга Башмачникова из АККОР.
«Если глава хозяйства мобилизован, то юридически он может дать доверенность родственнику со всеми вытекающими правами на КФХ. Мобилизованному даётся пять рабочих дней, чтобы оформить её и другие документы, — объясняет она. — При этом замораживаются выплаты по кредитам, лизингу, налогам. Проблема, если у фермера скот и управлять фермой в семье некому. Здесь нужна бронь».
После мобилизации Николай Яндюк уехал на полигон слишком быстро, а потому никаких документов он не переоформлял. Из-за низких цен фермер не успел продать собранную пшеницу, и она до сих пор хранится на складе. Вывезти её без мужа Елена не может. Заполненный КамАЗ с зерном так и стоит во дворе — спустя неделю его переставили под навес. Из-за младшей дочери Елена не работает, получая пособие по уходу за ребёнком и её пенсию по инвалидности.
«Брат мужа помог посеять новую пшеницу, но не всю. У него свои трудности, — рассказывает женщина. — Что будет дальше, я вообще не представляю».
Наталья Семёнова тоже не знает, что делать со стадом, кормившим её семью. Говорит, в одиночку с ним не справится, тем более что мобилизация прервала подготовку хозяйства к зиме.
«Мужа забрали, когда он только начал готовить к холодам сараи для скота, — объясняет она. — Сено есть, но надолго его не хватит. Ещё корма надо запасти… Часть коров я продаю, потому что в зиму их не потяну. Я занималась дойкой и продажей продукта. Самая тяжёлая работа была на муже — сено, навоз. Он справлялся хорошо. А я пока управлюсь — некогда будет молоко перерабатывать».
Башмачникова признаёт: если на фермеров распространялись отсрочки, потому что нужно было убрать продукцию и отсеяться, то владельцы личных хозяйств остались без защиты от мобилизации.
«Но, я думаю, без средств к существованию такие семьи не останутся: всё-таки мобилизованные получают немалые выплаты. Это должно помочь им держаться на плаву. И даже если сейчас некоторые ЛПХ свернут работу, потом у них будет возможность купить тех же коров и начать всё заново», — надеется она.
Наталья Семёнова говорит, что спустя месяц после мобилизации получила за мужа всего семь тысяч рублей. Но местные власти уверяют её, что выплаты будут «после 10 ноября».
«Нам было там хорошо»
И Елена Яндюк, и Наталья Семёнова неоднократно пытались вернуть своих мужей. Обе женщины жаловались и в прокуратуру, и местным властям, и даже в Минсельхоз, но результата это не принесло.
«Мы писали жалобы губернатору и во все инстанции, — рассказывает Елена Яндюк. — Подключали депутатов Госдумы! Но без толку. Нам сказали, что всё сложно: если бы муж был ещё в военкомате, тогда ладно. А теперь надо ждать, что военная прокуратура решит. А она молчит».
Тем не менее «Новая вкладка» нашла фермеров, которым удалось вернуться с полигона домой. Причинами их демобилизации, судя по всему, стали возраст, здоровье или наличие трёх несовершеннолетних детей.
Последний фактор помог кубанскому фермеру Виталию Попову. По образованию он врач общей практики, но мужчина настаивает, что в медицине себя не видел и медуниверситет окончил исключительно по настоянию родителей. Полученный диплом он просто «подарил отцу».
А вот фермерство, по словам Попова, интересовало его всегда. Его отец — заслуженный работник сельского хозяйства. От отца Виталию достались земельные паи, часть пашни он взял в аренду. Мужчине 46 лет, детей в его семье пятеро, и трое из них — несовершеннолетние. В армии Попов не служил, зато окончил военную кафедру — поэтому, когда началась мобилизация, его призвали как военного врача. В части фермер провёл три недели, вёл там приём пациентов. Говорит, что строевой подготовкой «не мучали», но и медицинских занятий особо не было: «Видимо, считается, что медики уже всё умеют».
При этом сам Виталий признаёт, что медицинские навыки у него остались на уровне терапевта: «Послушать бронхит, сделать укол». Делать операции фермер не готов.
«Я об этом сказал в части, но мне ответили, что, мол, ничего страшного, — вспоминает мужчина. — Я так понял: на фронте работа медика сводится к тому, чтобы, условно, наложить жгут и отправить дальше».
Ни в какое «фронтовое» подразделение Виталия в итоге не распределили. Он предполагает, что из-за многодетности: в конце сентября депутаты фракции «Новые люди» внесли в Госдуму законопроект об освобождении от мобилизации отцов трёх и более несовершеннолетних детей.
«Меня как-то пытались сделать командиром медицинского взвода, но я сказал, что жду закона, и меня, видимо, просто не захотели возвращать обратно, если его примут, — рассуждает Виталий. — А так ходили разговоры про передовую, потому что в тыловых госпиталях все места заняты».
Законопроект «Новых людей» в итоге не приняли, но 4 октября Генштаб ВС РФ выпустил указания, согласно которым отсрочку от мобилизации получили отцы, в том числе имеющие на иждивении трёх и более детей до 16 лет. Об этом сообщила уполномоченная по правам ребёнка при президенте РФ Мария Львова-Белова в своём телеграм-канале.
Спустя две недели после выхода этих указаний спикер Госдумы Вячеслав Володин заявил, что были отозваны и возвращены к семьям более 9,5 тысячи многодетных отцов.
Сейчас Виталий Попов пытается наверстать упущенное для полевых работ время. Из-за мобилизации сев пшеницы сдвинулся по срокам, а уборка кукурузы даже не начиналась. «Понятно, если бы не эти три недели, мы бы уже заканчивали всю обработку почвы», — сетует он.
Ещё одного фермера, 54-летнего Александра Середенко из Милютинского района Ростовской области, «завернули» обратно перед самой отправкой на фронт.
«Нас провожали как положено: благословили, губернатор сказал речь, — энергично рассказывает седовласый мужчина. — Правда, час под дождём простояли, вымокли… И надо уже отъезжать, а мне говорят: „Вы в машину не садитесь, встаньте в сторону“» .
Вскоре после этого фермер был дома — его отправили на врачебную комиссию. Подробнее узнавать о причинах «дембеля» Середенко не хочет: «Отпустили — и ладно».
На вопрос, зачем вообще мобилизовывать 54-летнего солдата, говорит, что имеет «дефицитную» военную специальность.
«У меня обиды или претензий к государству нет, — объясняет фермер. — Я понимаю: им не хватает специалистов, нужны командиры среднего звена. А я окончил военную кафедру и два года отслужил артиллеристом. Нас командир построил и сказал: „Товарищи, мы понимаем, что у вас нет военного опыта. — Потом показал на меня и продолжает: — Но мы надеемся на ваш жизненный опыт“. И я думаю, что если я в сельском хозяйстве нормально состоялся, то и там бы не подвёл».
Фермер признаёт: на полигоне ему было «хорошо и весело». Командиры, говорит, относились уважительно, в столовой кормили вкусно — непьющий Середенко даже принял на грудь пару раз, «за компанию».
«Мы не унывали, не скулили, как это ни парадоксально», — рассказывает теперь уже бывший солдат. И добавляет: он так вжился в новую роль, что по возвращении домой не сразу понял, где находится.
«Проснулся утром на мягкой постели — подумал: это меня в деревянном макинтоше привезли, — шутит Середенко. Но потом переходит на серьёзный тон: — А вообще на седьмой день там меня перестало интересовать сельское хозяйство. А я тридцать лет им занимался! Но тут какой урожай — делайте с ним что хотите. Настраиваешься на то, что должен попасть на фронт — и выжить. И больше ни о чём не думаешь».
«Я стал заложником»
«Понимаете, он человек такой: вызвали — значит, надо ехать… Естественно, я не думаю, что он хотел… Мобилизация стала шоком для него», — Светлана Васецкая с трудом подбирает слова. Она пытается объяснить, почему её муж Виктор, глава КФХ, не стал «косить» от повестки. В воинскую часть его увезли вместе с Николаем Яндюком. В середине 90-х Васецкий срочником воевал в Чечне — и никогда не рассказывал жене об этом опыте.
«Он говорил: «Когда в 18 лет идёшь на войну и за спиной ничего нет, — это одно. А когда в 46 — всё иначе воспринимается. Понимаешь, что ценности уже другие, у тебя семья и есть что терять. Однозначно тяжело», — Светлана вздыхает и некоторое время молчит. Как и другие собеседники «Новой вкладки», она переживает из-за того, что мобилизация коснулась её семьи. Но женщина не размышляет, по крайней мере, вслух, о том, нужна ли мобилизация в принципе и почему её проводят в современной России. Многие, с кем удалось поговорить на эту тему, демонстрировали похожее отношение.
«Другого выхода у мужа не было, — заключает жена Виктора Васецкого. — Нас же предупредили, что это уголовно наказуемо, если он не явится в военкомат (за неявку по повестке без уважительной причины грозит административный штраф до 3000 рублей; уголовное преследование возможно уже после того, как человек пришёл в военкомат и отказался служить. — Прим. ред.). Наверное, ещё и воспитание такое: не скрываться, не убегать, не прикидываться больным».
У Андрея Некравцова по поводу мобилизации его брата вопросов также не возникло. Он поддерживает её, повторяя аргументы властей: «Если сейчас этого не сделать, то мирной жизни потом может и не быть. Всё выращивание бесполезно, если у нас тут начнут летать ракеты. Тогда уже все в окопы пойдём».
Фермер уверен: помогать армии — это «обязанность каждого». Но мобилизацию, по его словам, надо проводить грамотно, получая от каждого человека «максимальную отдачу».
«Да, я согласен, что в государстве могут быть сложные ситуации, — рассуждает Некравцов. — Но нужно подходить к людям не как к пушечному мясу. Если человек всю жизнь работал на КамАЗе, зачем его в окоп с автоматом сажать? Он может водить автомобиль где-то в тылу, и делать это лучше, чем тот же солдат-срочник, потому что у него гигантский опыт».
По словам 54-летнего Александра Середенко, ему советовали «уехать куда-нибудь» от мобилизации, но мужчина отказался. «Я сказал: нет, так не пойдёт, друзья. Вся моя жизнь была честной, и я не последний человек, так что идти будем до конца».
При этом фермер неожиданно признаёт: защитником Родины в случае участия в *** (спецоперации) он бы себя не считал: «Вот если бы мы в Миллерово (город в Ростовской области. — Прим. ред.) сидели в окопах — тогда да. А так… Мы же понимаем, что это не наше государство. Так что я как бы в заложниках, по сути, оказался».
Мужчина ненадолго задумывается.
«Ты знаешь, что такое „заложник“? — описывает он свои ощущения. — Я бы мог что-то сделать (против призыва. — Прим. ред.), но семья бы пострадала. Тюрьма — это ладно, думаю, я бы в неё не попал. Общественное осуждение — вот что страшно, обвинения в трусости и непатриотизме. Но я понимаю: если бы я стрелял из этих гаубиц, то был бы не по локоть в крови, а весь в крови. На моих руках были бы не сотни, а тысячи жизней».
