«Большинство молчали и будут молчать. Я и сам рад бы засунуть язык в задницу»

Сергей Филенко — карельский плотник и реставратор. Он работал в Кижах и карельских деревнях, где традиционным топором-колуном восстанавливал столетние избы. Больше десяти лет в свободное от плотницкого дела время Сергей выходил на митинги и пикеты в Петрозаводске. После 24 февраля Филенко дважды оштрафовали за «дискредитацию армии», и в конце сентября он не выдержал — уехал в Финляндию. Дома остались жена, дочь и мастерская.

Вещь, которая спрятана

Однажды старший брат-подросток подозвал восьмилетнего Серёжу Филенко:

— Показать тебе то, чего ещё никто не видел?

Сергей кивнул. Старший брат взял топор-колун и расколол бревенчатую чурку.

— Видишь? — указал он на сердцевину деревяшки. — Эта вещь, которая была спрятана, её ещё никогда не видели.

Эти воспоминания вернулись к Сергею, когда он начал работать с деревом. Расколов очередное бревно в 30 лет, он снова почувствовал себя ребёнком. Сейчас Филенко 52, он всё ещё плотник.

Среди ближайших родственников Сергея не было профессиональных рабочих с деревом. Его отец Михаил служил на флоте и после армии решил остаться на севере, поэтому Сергей рос в Североморске, на побережье Баренцева моря. Деревьев вокруг почти не было, природа — голые скалы и мох.

«Всё было каким-то серым, тоскливым, — описывает Филенко своё детство. — Я был любознательным мальчиком, но никто мне мог объяснить, как называются звёзды, птицы, которых я видел и слышал вокруг себя. Взрослые ходили мрачными, все очень много пили».

После армии Сергей устроился в исследовательский гидрометеоотряд. Он ходил на судёнышке вдоль мурманских фьордов, вместе с коллегами брал пробы воды для анализов. Однажды в их отряд из Ленинградского института прислали две бочки спирта для опытов. Как вспоминает Сергей, ни один литр жидкости не использовали по назначению: одну бочку начальство припрятало себе, вторую распили метеорологи и экипажи торпедных катеров, где должны были пройти эксперименты.

В порту Филенко постоянно натыкался на бочки со знаком радиации — следы жизнедеятельности ядерных подлодок. Он говорит, что волновался, но до бочек никому не было дела. Проработав на судне полгода, Сергей отправился учиться на эколога в Петрозаводск: он захотел сам решать экологические проблемы.

Переезд в Карелию из Североморска помог Филенко найти семью: будущую супругу Сергей встретил среди студенток биологического факультета. С Юлией он ездил на курсы экскурсоводов в финский город Куру, после вместе с ней организовывал экскурсии в карельском национальном парке Паанаярви. Жена плотника вспоминает, что общаться с Сергеем они начали на пятом курсе университета, в 1995 году. Но и до близкого знакомства Филенко производил впечатление человека «активного и нескучного»: ходил в походы с турклубом, занимался фотографией, писал заметки для студенческой газеты.

Проучившись год в Финляндии, Сергей и Юлия вернулись в Петрозаводск и поженились. Юлия перенимала увлечения мужа: они вместе ходили в походы, вместе осваивали традиционные ремёсла. Жена поддержала Сергея, когда тот пошёл на курсы плетения из бересты при Петрозаводском госуниверситете, а со временем сама полюбила эту работу. Одна из их первых совместных поделок — берестяная солонка — до сих пор хранится дома у преподавателя-экскурсовода в Куру. Вместе с мужем Юлия мастерила, устраивала платные походы для детей и родителей и пару раз в год проводила мастер-классы на фестивалях народных ремёсел. Лишь в одном деле Сергей работал только сам — плотницком.

Подписывайтесь на «Новую вкладку» в Telegram, чтобы не пропускать наши тексты.

Дело зодчего из прошлого

В России Сергей зарабатывал созданием срубов для домов и бань, иногда реставрировал памятники деревянного зодчества по заказу реставрационной фирмы «Заонежье», нанятой властями Карелии. Филенко-плотник трудился на площадке на окраине Петрозаводска, среди опилок и запаха древесины: складывал бревна разных форм и размеров в аккуратный сруб. Орудовал бензопилой, периодически меняя её на тесло: топор с лезвием, перпендикулярным топорищу. Весь день управляться бензопилой сложно: в теле начинается сильное напряжение, и Филенко снимал его работой с теслом. После окончания работ сруб разбирали и увозили в пригород или деревню. Затем в пазы между бревнами добавляли утеплитель, а готовую постройку собирали на фундаменте без гвоздей.

С заработком жены дохода от плотничества хватало на то, чтобы купить еду и одежду себе и 12-летней дочке. Точную сумму плотник не называет. Семья Филенко жила скромно: квартира в двухэтажном деревянном доме на несколько семей, скрипучая лестница в подъезде, ремонта в котором не было последние тридцать лет. Вместе с дочерью—подростком Сергей повесил в подъезде плакат о раздельном сборе мусора и местах приёма вторсырья в Петрозаводске. Дома развесили рисунки и расставили поделки из бересты. Добрую часть кухни занимали берестяные изделия и инструменты Сергея. Среди них лёгкий топор-колун с длинной ручкой, с помощью которого плотник работал реставратором.

«Если бы я встретил крестьянина из XVIII века, мы бы поняли друг друга, как профессионалы, — говорит Сергей. — Когда я реставрировал бревенчатую ограду Ильинского погоста в Водлозерском национальном парке, то увидел одну вещь: мой топор оставляет на дереве такой же след, как и топор мастера трехсотлетней давности. Я как бы продолжаю дело того зодчего из прошлого».

В прошлом Филенко успел поработать в Кижах, где собраны памятники деревянного зодчества — объекты ЮНЕСКО. Здесь он реставрировал дом Яковлева, часовню в деревне Васильево. Филенко помогал обновлять стены крестьянских домов в нескольких карельских сёлах, названия которых он не вспомнил. Для этого нужно было подобрать древесину, идентичную оригинальной. Идеально подходила сосна из нетронутых человеком лесов. Деревья мастер рубил, вёз на место работ порой за 500 километров, и обрабатывал топором-колуном. Важно, чтобы инструмент реставрации был таким же, как и у первых строителей: только так новые брёвна можно было обработать и заменить ими обветшавший материал.

«Сергей всё делает обстоятельно, не терпит непрофессионализма и халтуры», — говорит Анна Редькина, друг семьи Филенко. Она вспоминает, что Сергей плёл берестяные изделия «без изъяна» и никогда ничего не забывал взять с собой в походы.

Но не все навыки Сергея в последние 10-12 лет были востребованы, потому что государство, по его словам, перестало вкладываться в восстановление памятников деревянного зодчества. У фирмы, занимавшейся реставрационными работами, не было денег на кран, чтобы разобрать деревянный сруб, не хватало средств на зарплату плотникам. Сергей сожалел, что у него нет возможности работать реставратором — это была его отдушина. Последние годы для души оставалось плетение из бересты с женой: они делали коробочки, солонки, однажды смастерили детскую люльку. Так они сохраняли «ненужные умения», которыми в прошлом владел каждый крестьянин.

Не последнюю роль в исчезновении традиционных промыслов, по мнению Филенко, сыграл советский строй. Коллективизация, ускоренная индустриализация и репрессии «оторвали» огромную массу крестьян от земли и поместили её в условия, где умение работать топором не было нужно. В прошлом каждый крестьянин знал, как построить дом, сплести лапти, выжить в лесу с помощью подручных средств. Сейчас это смогут лишь энтузиасты, к которым Сергей причисляет и себя.

Он считает, что когда-нибудь эти навыки, пройдя через «бутылочное горлышко истории», снова станут нужными: «Я бы мог обучать людей работе с деревом, — говорит плотник. — Рассказывал бы, как построить уютное жилище, как разместить в крестьянском по внешнему виду доме современные удобства. Но в ближайшее время у меня это вряд ли получится».

«Если замолчу сейчас, то стану другим человеком»

Сергей радовался распаду СССР: в новой стране он мог свободно ездить за границу и заниматься любимым делом. Ощущения, что Россия снова «идёт не туда», возникли у Филенко в начале нулевых.

«Я хорошо помню, как утонул „Курск“, — вспоминает плотник. — Мы с Юлей были в парке Паанаярви, придумывали тропу для туристов. Потом увидели новости по телевизору о том, что сотня моряков из моего родного города погибла. А президент даже из отпуска не соизволил вернуться. Я тогда проникся искренней ненавистью к Путину: сам я человек далеко не военный, но меня убила его реакция на трагедию».

Сергей долго копил недовольство, не выражая его открыто. Триггером стал принятый в 2012 году «закон Димы Яковлева», который запрещал гражданам США усыновлять российских детей. Плотник тогда прошёлся по Петрозаводску, из конца в конец, с рукописными плакатами на груди и спине: «Я против закона подлецов» и «Царь Ирод — неприемлемый президент для России». Прохожие на его заявления не реагировали.

Несмотря на отсутствие обратной связи, с тех пор Филенко посещал почти все митинги и выходил на одиночные пикеты. Близкие не осуждали его активизм. Юлия Филенко понимала мужа и называла эти действия его гражданским правом.

По словам Сергея, он был на петрозаводских митингах против повышения цен на проезд в общественном транспорте и против пенсионной реформы, выходил на акции протеста, организованные соратниками Навального. Филенко вспоминает, что «всё было каким-то никчёмным», но он продолжал ходить на протесты. В апреле 2021 года на митинге против ареста Навального плотника схватили четверо полицейских и на глазах журналистов унесли его в автозак. Сергей в это время продолжал цитировать стихотворение Киплинга «Заповедь».

«Мы все „маленькие люди“. Хуже, чем в „Шинели“ Гоголя, — говорит Сергей. — После 24 февраля стало понятно, что моральные ориентиры, внутренний стержень мало у кого есть. Большинство людей — обыватели, которых ничего, кроме распродаж, не интересует. Они молчали и будут молчать. Я и рад бы засунуть язык в задницу, но понимаю: если замолчу сейчас, то стану другим человеком. Не хочу потом оказаться совестливым немцем, пьющим в 1945 году и сокрушающимся о своей судьбе».

Волна чужого ужаса

Начало *** (спецоперации) потрясло Филенко как ребёнка, выросшего во времена угрозы ядерной войны. Когда на дворе стояли 1980-е, они с другом разрезали свинцовые тюбики из-под краски и клали их под матрасы, чтобы в момент ядерного взрыва спрятаться с семьёй под кроватью и защититься свинцовыми пластинками, как щитом.

Повзрослевший Филенко не собирался прятаться под кроватью и до последнего «отбрыкивался» от предложений уехать за границу. Ему не было страшно, когда весной 2022 года к нему пришли полицейские, чтобы составить протокол о «дискредитации армии» за антивоенные посты в соцсетях. Второй раз по этой же статье его оштрафовали в июне, и Филенко заплатил штраф купюрами с написанными на них антивоенными лозунгами.

«Лейтенант, который составлял на меня протоколы, вёл себя незлобно, спрашивал, что у меня на полках лежит. Я ему показал зуб мамонта, который мы с Юлей нашли на берегу реки в Архангельской области, — говорит Сергей. — Потом уже на втором суде он заявил, что меня надо наказать по всей строгости. Потому что я неисправим, не люблю власть, поддерживаю Навального. Наверное, именно такие внешне спокойные люди идут потом убивать людей».

Эмигрировал Филенко спонтанно. Ночью в конце сентября к нему пришёл напуганный друг, который нашёл на двери своего дома записку от военкомата: ему хотели вручить повестку о мобилизации, но не застали на месте. Сам друг только что переехал в Финляндию, но вернулся в Петрозаводск по личным делам. Пока Сергей поил испуганного товарища чаем, тот уговаривал плотника уехать за границу вместе. Филенко долго отпирался, но в конце концов согласился.

По прибытии в Финляндию друзья первым делом пошли в отделение полиции в приграничном пункте, где Филенко попросил статус политического беженца. Друг помог найти Сергею жильё, но сам процесс получения убежища идёт медленно: по словам Сергея, его вызовут на собеседование только в марте 2023 года.

В стране, где он когда-то учился, плотник почувствовал себя немым и глухим: «Я только в последний месяц начал учить финский. Живу в квартире Красного Креста в Иматре, получаю пособие в 300 евро. Этого хватает, чтобы купить себе продукты и съездить в Хельсинки к друзьям», — говорит Сергей.

Пока Филенко общается с эмигрировавшими знакомыми и узнаёт, где можно подзаработать. В январе власти выдадут ему официальное разрешение на работу. Сергей уверен, что найдёт, где приложить свои силы.

Мужчина хочет вернуться в Карелию, но не знает, когда сможет это сделать. Подбадривает себя тем, что разлука лучше тюрьмы. Схоже рассуждает друг семьи Филенко, Анна Редькина. «Когда я узнала, что Сергей эмигрировал, испытала облегчение. Он не смог бы жить и молчать. А за отсутствие молчания у нас положены огромные штрафы и тюремные сроки», — говорит девушка.

Оставшаяся в России жена плотника молится за мужа и страну. Юлия Филенко считает, что «даже в тяжёлых обстоятельствах можно оставаться человеком, если ты с Богом». Уезжать она пока не планирует — заботится о немощных родителях. Сейчас Юлия планирует открыть столярную мастерскую, где хочет продолжить работать с деревом.