В середине 2010-х годов в России произошёл кратный рост уголовных дел по статьям за педофилию. Этому способствовали серия громких дел и неоднократное изменение законодательства, предпринятое на волне массовой общественной ненависти к «извращенцам». «Новая вкладка» изучила данные о приговорах по «педофильским» статьям за 10 лет и рассказывает, как уголовные дела о растлении и изнасиловании детей стали выигрышным PR-поводом для политиков и лёгким способом улучшения ведомственной статистики для силовиков.
Дело Пастухова. Как началась кампания в защиту детей
Всплеск уголовных дел за педофилию в 2009-2016 годах российские правозащитники и журналисты называли «антипедофильской кампанией». Как правило, эти дела строились на очень сомнительных доказательствах (чаще всего только на словах ребёнка) и заканчивались длительными сроками лишения свободы.
Неформальным стартом кампании стало дело депутата-единоросса Законодательного собрания Пермского края Игоря Пастухова, а точнее его досрочное освобождение. В 2006 году мужчину приговорили к шести годам колонии за изнасилование 16-летнего подростка. А уже в 2009 году он вышел по УДО и раз в неделю ездил отмечаться в СИЗО.
Против освобождения экс-депутата выступали многие, в том числе местные политики. Пермские коммунисты пикетировали у здания Главного управления ФСИН с лозунгами: «Власть — защищай детей, а не педофилов!», «Пастухова обратно в камеру!» и «Педофилам принудительную кастрацию!». Местные СМИ писали, что свой недолгий срок Пастухов провёл с относительным комфортом, имея неограниченное число свиданий и передач, а отмечаться в СИЗО после освобождения ездил на роскошном лендровере.
За общественным возмущением последовала и первая волна требований увеличить уголовные сроки для педофилов. Через несколько месяцев после освобождения Пастухова президент Дмитрий Медведев внёс в Госдуму законопроект об ужесточении наказания за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Правда, в первоначальной версии депутаты отклонили документ как слишком мягкий, но позже приняли его во второй редакции. Согласно этим поправкам, появилась градация наказания в зависимости от возраста пострадавшего, а сами уголовные сроки возросли. Так, максимальный срок лишения свободы за изнасилование ребёнка, не достигшего 14-летнего возраста, был увеличен с 15 до 20 лет.
Дело Слепцова. Педофилам — только реальные сроки
Вторым эпизодом, подлившим масло в огонь «антипедофильской кампании», стал слишком мягкий, по мнению общественности, приговор 25-летнему петербуржцу Алексею Слепцову. Его обвиняли в сексуальном насилии по отношению к малолетней племяннице. В 2010 году мужчину приговорили к шести годам лишения свободы условно и освободили прямо в зале суда.
Этот случай вызвал куда больший резонанс на федеральном уровне, чем дело Пастухова. Депутаты и сенаторы потребовали пересмотреть приговор и даже предложили лишить полномочий судью, которая вынесла мягкий приговор Слепцову. Громче всех в этом хоре звучал голос Павла Астахова, занимавшего тогда должность уполномоченного по правам ребёнка в России.
«Совершается жесточайшее преступление в отношении маленького ребёнка. Девочку насилуют в течение нескольких лет, и при этом судья Андреева умудряется находить положительные обстоятельства в этом деле и не замечать отягчающих. Судья Андреева посчитала, что сексуальные действия в отношении 4-летней девочки — это не отягчающее обстоятельство. При этом смягчающими она посчитала положительные характеристики и возраст насильника. В тот момент, когда он начал насиловать племянницу, ему было 19 лет», — возмущался приговором Астахов.
Он также утверждал, что столь мягкий приговор был «пролоббирован педофильским лобби». Год спустя детский омбудсмен найдёт это лобби и среди депутатов Госдумы, которые, по его мнению, препятствуют принятию нужных законов.
В итоге те, кто требовал посадить Слепцова, добились своего. Дело мужчины пересмотрели и дали ему пять лет реального лишения свободы. А антипедофильская риторика в российском обществе усилилась ещё больше.
Популистские заявления делал в том числе и президент России Дмитрий Медведев. Он предложил обсудить добровольную химическую кастрацию педофилов. «Наказание должно быть максимально строгим. Государство должно применять все меры воздействия. Либеральный подход здесь абсолютно неприемлем», — рассуждал глава государства.
12 июня 2011 года Медведев внёс в Госдуму законопроект об очередном ужесточении наказания за педофилию. В нем, в частности, появилась та самая химическая кастрация. А ещё предлагалось лишить педофилов права на замену реальных сроков условными и ужесточить для них правила условно-досрочного освобождения: теперь выйти по УДО осуждённые за педофилию могли только по истечении 4/5 срока, а не 3/4, как раньше.
Впрочем, даже эти поправки некоторые депутаты воспринимали как слишком мягкие.
«Я считаю, что для таких уродов (я называю вещи своими именами) никакого условно-досрочного освобождения в принципе быть не должно. И в рамках второго чтения наша фракция будет подавать соответствующие поправки. Я считаю, что такие преступники должны сидеть полный срок, а желательно сразу же пожизненное заключение», — говорил руководитель фракции «Справедливая Россия» в Госдуме Сергей Миронов.
Законопроект без особых проблем прошёл все три чтения в Госдуме, и 29 февраля 2012 года Медведев подписал его. Какое-то подобие дискуссии вызвала только мера по химической кастрации педофилов, которую правозащитники называли популистской и не проработанной.
«Я считаю этот закон предвыборным ходом, — комментировала ситуацию руководитель самарского регионального отделения Ассоциации в защиту прав избирателей „Голос“ Людмила Кузьмина. — Я сторонник того, чтобы работать с причинами, а не с последствиями. Зная нашу судебную систему, при отсутствии гражданского контроля за судом, следствием и прокуратурой, кастрация может „вылиться“ в заказные дела. Я считаю, что кастрация — это негуманно, а закон приняли без обсуждения с общественностью и экспертами. И без химической кастрации у власти много рычагов, с помощью которых можно было бы не допускать педофилию. Работать нужно с населением, неблагополучными семьями».
«Оккупай-педофиляй». Не тюрьма, а сломанная жизнь
Одновременно с ужесточением законодательства начали проявлять себя «народные» «охотники за педофилами». Действовали они по общей схеме: в соцсетях предполагаемому педофилу назначали встречу от имени ребёнка, но приходили на неё не дети, а группа взрослых. Часто такие встречи заканчивались избиением пришедшего, а видеозаписи с «разоблачением извращенцев» затем публиковались в интернете.
Самыми известными «охотниками за педофилами» стали участники движения «Оккупай-педофиляй». Его в 2011 году создал активист неонацистского толка Максим Марцинкевич по кличке Тесак. К 2014 году движение уже имело около 40 ячеек в разных регионах России. Участники «Оккупай-педофиляй» заманивали предполагаемых педофилов на встречи, а потом проводили с ними «профилактические беседы» и выкладывали их на YouTube.
Марцинкевич называл это «сафари». «Это шоу. Я не пытаюсь посадить человека, я пытаюсь полностью сломать жизнь человеку. Может, кто-то увидит и напишет заявление — из тех, кто с ним уже знаком», — объяснял свою тактику активист.
«Новой вкладке» удалось установить только один случай, когда пойманный «Оккупай-педофиляй» человек получил реальный срок. Это замглавы подмосковного управления Федеральной службы судебных приставов Андрей Каминов. В 2013 году активисты подкараулили его в квартире 14-летнего мальчика. Позже мужчина получил 2,5 года колонии общего режима.
Почти нулевую результативность «Оккупай-педофиляй» признавали и бывшие «охотники за педофилами». «Ловить педофилов на живца абсолютно не эффективно, — рассказывал бывший лидер движения „Охотники за головами“ Олег Подельщиков, боровшийся с педофилами в Челябинске. — Правоохранительные органы с вашей „добычей“ ничего сделать не могут. Даже если у вас есть серьёзные подвязки в силовых структурах. Такие уж у нас законы. Посадить дядечку могут лишь за половой контакт с несовершеннолетним. А только за намерение вступить в связь полиция задерживать извращенца не станет. Единственное, чего можно добиться, так это подпортить жизнь педофилу».
«Охота за педофилами» в цифрах
Несколько громких скандалов с педофилами, пересмотр дела Слепцова и серия явно одобряемых обществом ужесточений законодательства заложили основы «охоты за педофилами» на государственном уровне. Суды получили сигнал выносить как можно больше жёстких приговоров. В 2010 году, по сообщениям московских адвокатов, следователи стали поднимать из архивов все закрытые дела по педофилии двух-трёхлетней давности.
В 2012 году количество россиян, осуждённых за педофилию, было минимальным. По всей видимости правоохранительные органы перестраивали свою работу под новый закон. Уже в 2013 году начался небольшой рост приговоров. К 2015 году количество осуждённых за педофилию по сравнению с 2012 годом удвоилось, а в 2018-м достигло максимума — 5 317 осуждённых за год.
Однозначного объяснения такому всплеску приговоров нет. Руководитель отдела Научного центра психологического здоровья РАН Сергей Ениколопов называл его следствием повышенного внимания общества к этой теме. Проще говоря, насильников на преступление толкают активные обсуждения самой проблемы педофилии, утверждал он.
Другие исследователи отмечали, что педофилия — это редкое психическое расстройство, которым страдает неизменяющийся процент населения. Соответственно, жертвами педофилов становится примерно одинаковое число детей.
«Мы наблюдаем классический негативный эффект моральной паники. Ситуация, которая ещё несколько лет назад трактовалась участковым или следователем как полный бред, сейчас трактуется как преступление сексуальной направленности», — заявлял ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета Кирилл Титаев.
Анна Левченко из движения «Сдай педофила» высказывала мнение, что правоохранительная система стала лучше выявлять педофилов. «В системе МВД были сформированы специальные подразделения по борьбе с педофилией, где работают профессионалы, которым уже не надо по три часа объяснять, кто такой педофил», — говорила она в одном из интервью.
При этом правозащитники и юристы, которые работали по делам о педофилии, весьма скептически отзывались о работе правоохранительных органов в этом направлении.
«Я не могу однозначно связывать эту тенденцию по ловле педофилов с инициативой Медведева. У меня впечатление, что происходящее — общая деградация и следствия, и правосудия, — комментировал в 2012 году „антипедофильскую кампанию“ доктор юридических наук Алексей Эксархопуло. — Даже в тех случаях, когда нет никаких оснований поддерживать то, что сформулировано следствием, суды всё равно поддерживают, даже безо всяких звонков и денег. Фальсификаций в делах по педофилам (я часто выступаю экспертом при таких расследованиях) очень много. Как только посмотришь в приговор — волосы встают дыбом от того, как всё интерпретируется, как откровенно грубо выдёргивается из контекста, из сказанного экспертами, генетиками, полиграфологами… Говорить о судебной ошибке вообще не приходится. Это не ошибка, а заведомо неправосудное решение».
«Ребёнок не склонен к фантазированию»
Основной уголовной статьёй во время «охоты за педофилами» стала статья 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера). С ней связаны самые громкие случаи и по ней же выносятся самые суровые приговоры — от 12 до 20 лет тюрьмы. В правоохранительной системе преступления по этой статье проходят как особо тяжкие. По таким делам, по словам правозащитников, у силовиков есть показатели раскрываемости, которые они стараются выполнить, в том числе и с помощью возбуждения «уголовок» за педофилию. Тем более, что для следствия эти дела «облегчены» — всё обвинение можно построить лишь на словах ребёнка или его родителей.
Само следствие по статье 132 УК РФ эксперты называют «войной экспертиз». По таким делам, как правило, проводится четыре экспертизы: две судебно-медицинские — потерпевшему и обвиняемому, и две психолого-психиатрические — точно так же каждой из сторон.
На судебно-медицинской экспертизе осматривают половые органы потерпевшего на предмет повреждений и проверяют наличие биологических следов насильника. Но основную роль играют психолого-психиатрические экспертизы, объясняет координаторка фонда «Русь Сидящая» Инна Бажибина:
«Порядка 80% дел, которые к нам поступают, [в них] в психолого-психиатрическом заключении есть стандартная фраза „не педофил, не склонен к педофилии“ — так звучит вывод экспертов. И зачастую родственники говорят: „Ну вот смотрите, он не склонен к педофилии“. А мы знаем, что педофилия — это психическое отклонение. Если экспертиза говорит, что человек не склонен к педофилии, то, наверное, надо разбираться, что к чему. Но никто этого, конечно, не делает. Потому что в противовес вступает психолого-психиатрическая экспертиза потерпевшего. Там тоже стандартная фраза, что „ребёнок не склонен к фантазированию“. Это значит, что ребёнок говорит правду. „Не склонен к фантазированию“ пересиливает „не склонен к педофилии“. И человек получает громадные сроки».
В остальном дела строятся на показаниях мамы или бабушки, которые узнали о насилии со слов ребёнка, объясняет Бажибина. Видеозапись разговора с ребёнком на следствии либо не ведётся, либо судьи отказывают стороне защиты исследовать её в суде.
«Я видела один допрос, на котором из мальчика трёх с половиной лет порядка часа выуживали нужную фразу, — вспоминает Бажибина. — Ребёнок держался стойко, практически героически. Под конец допроса они поняли, что мальчик не скажет то, что им нужно. Тогда следователь сделал перерыв, мама вывела ребёнка в коридор, и после того, как допрос возобновился, малыш сказал нужную фразу. Вот на чём основывается следствие. Всё можно делать, не выходя из кабинета. У нас не увеличивается количество педофилов. У нас увеличивается количество псевдопедофильских приговоров».
С Бажибиной согласен адвокат, бывший заместитель начальника Уголовного розыска Кировского РУВД Екатеринбурга Сергей Колосовский. Он объясняет, сколько оперативной работы требуется провести, например, по делу о взятке. Нужно доказать факт передачи денег, факт того, что они были получены за исполнение рабочих обязанностей и что человек имел возможность сделать то, за что взял деньги.
Дела же о педофилии расследуются гораздо проще.
«Просто сам факт и всё. Никаких дополнительных объёмов информации, ничего исследовать и анализировать не нужно. Поэтому эти дела самые простые, — говорит Колосовский. — В отношении несовершеннолетних закон предполагает, что в суде они не допрашиваются. Там достаточно только показаний, которые они дали на следствии. В законе есть оговорка, что при допросе несовершеннолетних видеозапись обязательна, если участники следственных действий против неё не возражают. Поэтому можно и без видеозаписи допросить несовершеннолетнего в присутствии заинтересованных лиц: родителя и педагога, приглашённого обвинением. Это потом и используют в качестве основного и единственного доказательства. Судья чаще всего в таких ситуациях даёт наказание ниже низшего предела. Потому что понимает, что это никакие не доказательства, а фикция. Но сделать ничего не может».
«В тюрьме тоже научились читать приговоры»
Из псевдопедофильских приговоров Инна Бажибина вспоминает случай из подмосковного Королёва с 60-летним мужчиной, который, по её мнению, стал жертвой оговора. К нему с женой приехала родственница из Крыма с ребёнком из детдома.
«И она очень хорошо всё обдумала, выстроила. Ей нужно было купить квартиру, чтобы развивать туристический бизнес в Крыму, — рассказывает правозащитница. — Она создала ситуацию, когда этот дедушка остался с девочкой наедине. Они сходили, покатались на горке, после он её покормил. И когда мама вернулась, ребёнок заявил, что дедушка лазил к ней в трусы».
Женщина, рассказывает Инна, начала требовать деньги, в противном случае грозилась сдать мужчину в полицию. Но он был настолько уверен в своей правоте, что сам вызвал полицейских. Его увезли, а позже суд дал ему 10 лет лишения свободы. До конца срока мужчина не досидел — умер в колонии.
В этом деле у защиты были записи телефонных разговоров, где с родственников «педофила» требовали деньги. Но в суде их не приняли.
«Почему девочка так себя повела? А потому что [приёмная мать] шантажировала её: „Если ты этого не скажешь, то я верну тебя обратно в детдом“. Вот такая печальная история, — констатирует Бажибина. — Этот дедушка нормально сидел. В тюрьме тоже научились читать приговоры, и не всегда, так скажем, осужденные по 132-й статье попадают в какую-то касту обиженных».
Обвинения о педофилии часто возникают по корыстным мотивам. С «насильников» требуют «по миллиону-полтора», предлагая взамен забрать заявление из полиции, рассказывает Бажибина. Но также в педофилы записывают из мести или из-за простого недопонимания. За время «антипедофильской кампании» зафиксировано несколько десятков случаев, когда весомых улик против человека не было, но ему всё равно давали огромный срок.
Владимира Макарова, чиновника Минтранса, обвиняли в сексуальном насилии и развратных действиях по отношению к собственной 7-летней дочери. Доказательствами стороны обвинения служил первоначальный анализ мочи ребёнка, в котором якобы нашли следы спермы Макарова. Повторная экспертиза их не обнаружила, но правоохранительные органы на это внимание не обратили. Несмотря на то, что следователи не нашли ни одной прямой улики против подсудимого, а суду были представлены многочисленные доказательства, указывавшие на отсутствие самого события преступления, в 2011 году Макаров получил 13 лет строгого режима (позже Мосгорсуд снизил срок до 5 лет).
Армена Багдасаряна, предпринимателя из Москвы, в 2007 году обвинили в изнасиловании дочери его партнёрши Натальи Максаковой. Женщина заявила в полиции, что узнала об этом случайно, когда ребёнок проговорился об изнасиловании бабушке. Девочка на допросах то рассказывала ужасные подробности насилия, то убеждала всех, какой хороший «дядя Армен». Противоречивые показания ребёнка, сбивчивые свидетельства её матери и, напротив, последовательные и непротиворечивые показания самого подозреваемого вызвали сомнения у следователей. Экспертиза внесла ясность: по заключению медиков, девочка была девственна, а строение её внутренних половых органов исключало всякое внедрение туда какого-либо предмета. Дело за отсутствием события преступления закрывали трижды. Но спустя 3,5 года вернули на доследование, после чего Багдасаряна приговорили к 10 годам строгого режима.
Анатолий Рябов, пианист и педагог, преподавал в Центральной музыкальной школе в Москве. В 2011 году его задержали по заявлению матери одной из учениц. Девочка рассказала о домогательствах со стороны Рябова. Дело получило широкий общественный резонанс. Многие свидетели утверждали, что всё происходящее — месть матери девочки, от обучения которой Рябов отказался. Женщина якобы рассказывала своим знакомым о планах отомстить преподавателю. Суд присяжных счёл вину Анатолия Рябова недоказанной и признал его невиновным.
Длительные сроки лишения свободы в России стали получать даже мужчины, вина которых заключалась лишь в том, что они справляли нужду на улице и это увидели дети. За время «антипедофильской кампании» возбудили несколько таких дел. Самый резонансный случай произошёл в 2011 году с водителем автобуса из Ярославской области Русланом Вахаповым. Он помочился на улице во время одной из поездок, это случайно заметили три девочки. Мужчину обвинили в развратных действиях (ч. 3 ст. 135 УК РФ). На суде вскрылись признаки фальсификации его дела, но Вахапова всё равно приговорили к 5,5 годам в колонии строгого режима. После отбытия срока он стал заниматься защитой прав заключённых.
Дела о педофилии стали не только относительно лёгким способом заработать «палку» за раскрытие особо тяжких преступлений, но и удобным инструментом дискредитации активистов и политических фигур. Примером тому служит громкое дело карельского историка Юрия Дмитриева. Последние тридцать лет Дмитриев искал захоронения времён сталинского террора. Самая крупная находка историка — это урочище Сандармох, где были расстреляны более 6 тысяч человек. Увековечивая память жертв сталинских репрессий, Юрий Дмитриев публично говорил про возобновление государственного насилия и про политических заключённых в современной России.
В 2016 году историку предъявили обвинение в изготовлении детской порнографии (п. «в» ч. 2 ст. 242.2 УК РФ). По версии следствия, Дмитриев фотографировал обнаженной свою малолетнюю приёмную дочь «в целях изготовления порнографических материалов». Защита же настаивала, что эти фотографии были нужны для отчёта перед органами опеки о состоянии здоровья приёмного ребёнка и что в них не было никакого эротического подтекста. В 2017 году историка также обвинили в совершении развратных действий в отношении несовершеннолетней (ч. 3 ст. 135 УК РФ). По мнению следствия, «развратные действия» заключались в самом акте фотографирования голого ребёнка: то есть просто фотографируя девочку обнажённой, Дмитриев тем самым якобы уже развращал её.
В итоге по статьям об изготовлении детской порнографии и о развратных действиях историка оправдали. Но Следственный комитет возбудил новое уголовное дело, на этот раз за насильственные действия сексуального характера в отношении той же девочки, и Верховный суд Карелии вынес Дмитриеву новый приговор — 13 лет лишения свободы.
Позже журналисты заметили, что успехи обвинения в деле Дмитриева совпадают с карьерными перемещениями бывшего начальника управления ФСБ по Карелии Анатолия Серышева. Он, как утверждали СМИ, мог быть родственником сотрудника НКВД Василия Серышева, участвовавшего в сталинских репрессиях. Так что, возможно, у силовика к Дмитриеву были личные счёты.
По «педофильской» статье к девяти годам лишения свободы был приговорён ещё один общественный деятель из Карелии, директор Медвежьегорского краеведческого музея Сергей Колтырин. Он, как и Юрий Дмитриев, противостоял продвигаемой властями версии, что в Сандармохе захоронены не жертвы сталинского террора, а советские солдаты, расстрелянные в финском плену в годы Великой Отечественной войны. Спустя год после приговора Колтырин умер в тюремной больнице от онкологического заболевания.
Ниже низшего предела
Оправдательных приговоров по делам о педофилии, как и в прочих уголовных процессах, российские суды практически не выносят. По данным Верховного Суда, с 2010 по 2022 годы были оправданы всего 233 человека, обвиняемых по статьям 131-135 УК РФ. Это примерно 20 оправдательных приговоров в год. Для сравнения, обвинительных приговоров за этот же период насчитывается 43 353, то есть в 186 раз больше.
Но судебная система отреагировала на «антипедофильскую кампанию» не только массовыми обвинительными приговорами. В судебной статистике видна тенденция, которую эксперты называют квазиоправдательными приговорами. Например, в политических делах таким приговором обычно считается наказание в виде условного заключения. Формально человек наказан, но все участники процесса понимают, что в современной России такой приговор равен оправдательному.
По педофильским статьям квазиоправдательным можно считать наказание «ниже низшего предела», когда судьи дают минимально возможный срок. Эту тенденцию хорошо видно на примере той же статьи 132 УК РФ. Абсолютное большинство приговоров, вынесенных в ходе «антипедофильской кампании», были связаны с лишением свободы. Но вместе с тем выросло и число судебных решений о назначении наказания ниже низшего предела.
Чаще всего такие приговоры выносят как раз в тех делах, где вообще нет никаких доказательств, отмечают эксперты.
«Я думаю, это когда совсем всё плохо [с доказательствами]. Когда все понимают, что человек не виноват. Вот тогда идёт уже ниже низшего. И овцы целы, и волки сыты», — комментирует Инна Бажибина.
Такой же точки зрения придерживается адвокат Сергей Колосовский. «Судьи делятся на два типа. Одни просто работают в этой системе и душат людей. Другие всё понимают, но ничего сделать не могут. Вторые хотя бы пытаются минимизировать причиняемый вред в тех границах, которые им отведены, — поясняет адвокат. — Когда судьи второй категории рассматривают такие дела, они назначают минимально возможное наказание, применяют статью 64 УК вместо того, чтобы оправдать».
В качестве примера одного из таких дел Инна Бажибина приводит случай офтальмолога Артёма Матвеева из Москвы. Дело против него завели после жалобы матери 11-летнего мальчика, которого врач якобы трогал во время приёма.
«… В период с 13 часов 25 минут по 13 часов 29 минут, воспользовавшись своим физическим превосходством, в целях удовлетворения своей половой страсти, в то время когда мальчик сидел на кресле, трогал своей рукой поверх одежды его половые органы, после чего пытался поцеловать его в щеку, однако мальчик отдернул голову. В продолжение своих преступных действий после окончания медицинского обследования Матвеев стал трогать мальчика за бёдра (ягодицы)», — говорится в заявлении матери.
Сам Матвеев обвинения отрицал и говорил, что осмотр проходил при открытой двери в присутствии медсестры. Суд приговорил его к 13 годам строгого режима. Но во время апелляции за врача вступился отец мальчика. Он заявил, что слова сына неправильно интерпретировали под влиянием бабушки и мамы ребёнка. Мужчина рассказал и о процессуальных нарушениях во время следствия: он не присутствовал при допросе сына — следователь попросил его выйти из кабинета, чтобы не смущать мальчика. Также отец посчитал, что зачитанные на суде показания не соответствовали лексике 11-летнего ребёнка.
Мосгорсуд не оправдал Матвеева, но снизил ему наказание с 13 до 7 лет — то есть ниже низшего предела.
Судебный штраф и примирение сторон
62% всех приговоров по педофилии приходится всего на две статьи: 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера) и 134 УК РФ (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим 16-летнего возраста). Это 26 973 обвинительных приговоров с 2010 по 2020 годы.
К правозащитникам «Руси Сидящей» в основном обращаются по 132-й уголовной статье. Она далеко не самая массовая, но предполагает самые большие сроки.
Самой же распространенной стала более мягкая статья 134 УК РФ. Под неё попадают дела средней тяжести с участием детей от 12 до 16 лет. Поэтому наказание по этой статье не такое суровое: лишение свободы или обязательные работы на срок до четырёх лет. К правозащитникам по таким делам обращаются реже. Скорее всего, это связано именно с более мягким наказанием. Поэтому и громких случаев по этой статье практически нет.
«Есть сюжеты Ромео и Джульетты, — рассказывает Инна Бажибина. — Парень и девушка. У них секс произошёл, когда ей было 14 или 15 лет. Он [о её возрасте] не знал. Потом она ему, конечно, сказала. Привела домой, познакомила с мамой. У них „любовь-морковь“ началась. Потом она забеременела, а его „приняли“. Как это вскрылось? Она пошла вставать на учёт в женскую консультацию по беременности. Ну а поскольку она ещё была несовершеннолетняя, то гинеколог сообщила в органы, и его посадили. Вот эту историю парень написал из колонии. Он там сидит плачет, она плачет. Ребёнок без отца [растёт]. Ничего сделать нельзя. Все рыдают. Одно государство довольно».
Но в последние годы суды стали смягчать наказание по статье 134 УК РФ. Из-за того, что это статья средней тяжести, по ней возможны примирение сторон и судебные штрафы. Этим суды и пользуются. Начиная с 2017 года количество приговоров с реальным или условным лишением свободы снижается, а число судебных решений о прекращении дела, наоборот, растёт.
Прекращают судебные разбирательства в основном по двум причинам: судебный штраф и примирение сторон. Эксперты объясняют, что это решения, по которым не предусмотрено право на реабилитацию, то есть право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием.
Судебный штраф назначают в случае, если подсудимый возместил ущерб или загладил причинённый им вред. «Судебный штраф назначается, когда хоть признаки чего-то есть, — объясняет Сергей Колосовский. — А примирение — это вообще интересная вещь. На эту форму прекращения суды, следствие и прокуратура идут крайне неохотно. Потому что это вообще непонятно что. Прекращение за примирением — это, как правило, договорённости, когда все понимают, что доказательств виновности нет. Поэтому по-честному все эти случаи прекращений, процентов 95, вы смело можете отнести к числу случаев, когда человек привлекался необоснованно. Когда нет доказательств, то сторона обвинения идёт на любые формы прекращения, лишь бы не выходить на реабилитацию».
Исходя из таких весьма грубых оценок, к «псевдопедофильским» с 2010 по 2020 годы можно отнести 24,18% всех приговоров по статьям о половой неприкосновенности несовершеннолетних. В том числе:
3866 дела, по которым вынесен приговор с наказанием ниже низшего предела (8,92%);
5438 дела, которые прекращены за примирением с потерпевшим (12,54%);
1180 дела, которые прекращены с назначением судебного штрафа (2,72%).
Итоги «охоты за педофилами»
Временные рамки «антипедофильской кампании» журналисты и эксперты определяют с 2009 года (когда были приняты первые ужесточающие поправки) и примерно до 2016 года (когда число громких дел пошло на спад). Но если смотреть только на судебную статистику, очевидно, что в 2016 году ничего не закончилось. В 2017 году количество судебных приговоров по «педофильским» статьям не упало. Наоборот, к 2018 году оно достигло пика и только затем стало медленно снижаться.
«Охота за педофилами» с самого начала сопровождалась популистскими заявлениями с требованием максимально жёстких наказаний для «извращенцев». К началу 2020-х этот тренд никуда не пропал. И чем дальше, тем радикальнее становятся заявления.
В январе 2022 года депутат Госдумы Султан Хамзаев предложил вернуть смертную казнь для педофилов, которая действовала во времена СССР. Его заявление стало реакцией на убийство 5-летней девочки в Костроме.
Тогда же Госдума приняла закон о пожизненном заключении для педофилов-рецидивистов, а также для тех, кто виновен в сексуальном насилии над несколькими детьми или совершил его с особой жестокостью. Во время обсуждения законопроекта некоторые депутаты тоже высказывались за возвращение смертной казни. В ответ спикер Думы Вячеслав Володин предложил отправлять педофилов «на рудники».
«Давайте посмотрим, где будут отбывать пожизненное наказание. <…> Мы можем с вами заставить их работать на рудниках, северные территории. Это будет намного тяжелее, чем смертная казнь, тогда давайте продумаем это», — комментировал председатель Госдумы.
Поэтому говорить о завершении «антипедофильской кампании» не приходится.
«Мы сейчас все понимаем, что общество у нас просто наэлектризовано. С одной стороны — ненавистью, с другой — мракобесием, — считает Инна Бажибина. — И иногда вполне себе безобидные действия врача, педагога воспринимаются мамами как насильственные действия сексуального характера. Врачи боятся осматривать детей. Педагоги боятся лишнего разговора с ребёнком. Мужчины боятся заходить в лифт с детьми. Недавно был случай, когда мужчина, спасая от стаи собак ребёнка, ухватил за ранец, за лямку и аккуратно провёл девочку через всё. Он помог ребёнку и незамедлительно был заподозрен в [намерении совершить] насильственные действия сексуального характера».
Бажибина также отмечает, что борьба с педофилией невозможна при низком качестве работы следствия и судов. Правоохранительные органы за время «антипедофильской кампании» во многом разучились ловить настоящих преступников. А любые изменения в следственной системе бесполезны, пока в России нет независимого суда.
«Я помню случай из практики лет пять назад, — рассказывает правозащитница. — Это был один из районов Липецкой области. Там было дело по статье 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью — прим.ред.). Причём самое интересное, что товарищ был реально виноват. Но качество следствия было настолько низкое, что судья разозлилась и вынесла оправдательный приговор. В решении она указала, что доказательства собраны с нарушением уголовно-процессуального законодательства и суд не может [вынести обвинительный приговор] на таких доказательствах. Конечно, её потом пожурили. Кассационная инстанция [приговор] отменила. И потом другой судья вынес обвинительный приговор. Но если пару-тройку раз судья вернёт дело, все [следователи] сразу научатся работать».
