После начала *** (спецоперации) в России закрыли несколько маленьких независимых театров, а в больших постоянно проверяют спектакли, актёрам не рекомендуют высказываться о политической ситуации, а на некоторых театральных зданиях появились символы открытой поддержки решения российского правительства. «Новая вкладка» пообщалась с теми, кто создаёт современный театр, и рассказывает, что происходит в театральной среде в России и каких изменений стоит ждать в ближайшем будущем.
«Список „зигующих“ театров»
Третьего марта художественный руководитель МХТ им. А. П. Чехова Константин Хабенский написал в Instagram* своего театра: «В сегодняшних обстоятельствах, когда каждый день гибнут люди, мне и многим моим коллегам очень тяжело, психологически тяжело выходить на сцену и делать свою работу, но мы будем продолжать делать своё дело». Напрямую о военных действиях Хабенский не говорил, но упомянул о разобщении в обществе и «ценности человеческой жизни».
Вслед за ним высказался Владимир Машков. Актёр и художественный руководитель театра Олега Табакова приказал повесить на фасад здания театра большую латинскую букву Z (символ поддержки российских войск) в цвет георгиевской ленты. В личном аккаунте актёр тоже согласился с решением о проведении военной «спецоперации» в Украине и объявил, что сборы средств от спектакля «Матросская тишина» пойдут на помощь жителям самопровозглашённых ДНР и ЛНР, а также украинским беженцам, которые окажутся на территории России. «Вместо того, чтобы множить ненависть к друг другу и к своей стране, помогите тем, кому сейчас это действительно необходимо», — написал худрук театра Табакова. Почти сразу дочь Машкова, актриса Мария Машкова, которая уже несколько лет с семьей живёт в США, открыто выступила против *** (спецоперации) и отказалась от предложения отца «вернуться в Россию, быть хорошей россиянкой и попросить прощение за предательство».
Театр Олега Табакова стал не единственным театральным зданием, «украшенным» Z-символикой. Региональные театры тоже выразили солидарность с решением правительства, поместив на фасады символ поддержки вооружённых сил РФ. Театральный режиссёр Никита Бетехтин даже решил собрать полный список «„зигующих“ театров». Свою инициативу режиссёр объяснил так:
«Мы пришли к тому, что государственные театры начинают использовать как рекламное место. Как представитель театрального сообщества я против того, чтобы театр использовали как рекламное место в целях пропаганды *** (спецоперации)… Театр — неотъемлемая часть городской среды. Театр формирует доверие, театр — это моральный и эстетический ориентир, у всех нас он ассоциируется с чем-то высоконравственным. А если вешают Z, то, значит, всё нормально, это правое дело. Мы не хотим оставлять коллег в этой борьбе».
Сначала Бетехтин боролся с буквами Z на театральных зданиях, находясь в России. В мае он покинул страну, рассказав о давлении и угрозе уголовного преследования за антивоенную позицию.
26 февраля некоторые театральные деятели составили коллективное письмо, протестуя против «новой *** (спецоперации)» и «гибели людей». В том числе его подписали актриса Алиса Фрейндлих, актёр Олег Басилашвили, режиссёр Дмитрий Крымов, актёр и художественный руководитель Театра Наций Евгений Миронов и актёр, художественный руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин: «Мы призываем всех, от кого это зависит, все стороны конфликта, остановить вооружённые действия, и сесть за стол переговоров. Мы призываем к сохранению высшей ценности — человеческой жизни». Сейчас письмо, изначально опубликованное в социальных сетях генерального директора российской национальной театральной премии и фестиваля «Золотая маска» Марии Ревякиной, удалено.
В начале июня Евгений Миронов, один из подписантов, съездил в Мариуполь вместе с секретарём Генсовета партии «Единая Россия» Андреем Турчаком, который все последние месяцы постоянно ездит на оккупированные территории. В интервью Миронов сказал, что ему было важно самому приехать в Украину: «Творческие люди очень часто импульсивны, они часто реагируют моментально, сиюсекундно… Сейчас такой вал информации с разных сторон. Но когда ты приезжаешь сюда и видишь всё своими глазами — это совсем другое дело».
Миронов говорит, что пережил «один из самых тяжёлых дней в жизни» и посоветовал своим российским коллегам тоже посетить украинские города, чтобы «увидеть всё своими глазами». В разрушенном городе руководитель Театра Наций общался с жителями города, врачами и ранеными, а после в посёлке Мангуш артисты Театра Наций показали детский спектакль «Осторожно, эльфы!»: «Мы должны сделать вас счастливыми, мы должны видеть эти прекрасные глаза горящие, чтобы вы это детство запомнили навсегда», — обратился Миронов к юным зрителям перед спектаклем.
Художественный руководитель Театра Наций встретился с артистами Мариупольского драмтеатра — из-за сгоревшего реквизита они не могут играть спектакли. Возможно, сказал Миронов, Театр Наций возьмёт патронаж над Мариупольским театром. Недавно и брянские театральные деятели выступили с идеей помочь разрушенному в результате военных действий мариупольскому драматическому театру. В конце мая они провели несколько благотворительных спектаклей, деньги от продажи билетов на которые отправили на восстановление здания. В Брянском союзе театральных деятелей сказали, что не будут отвечать на вопросы «Новой вкладки». Евгений Миронов, также пообещавший помощь Мариупольскому театру, прочитал сообщение «Новой вкладки» и не ответил на него.
«Водку с людьми я пить буду, а работать — нет»
Театральный композитор Сергей (просит не называть свою фамилию, потому что находится в России, — прим. ред.) считает, что теперь согласие или несогласие с военными действиями в Украине действительно влияет на ситуацию в творческой среде: «Сейчас это становится критерием того, как выстраивать отношения, потому что ты не пойдёшь работать в среде, в которой люди поддерживают „спецоперацию“. Может, это довольно тупой критерий: он не относится ни к искусству, ни к каким-то профессиональным вещам, но он точно появился и есть сейчас».
Отношение к *** (спецоперации) сказывается и на творческих союзах. В июне театральная режиссёрка Женя Беркович отказалась от участия в одном из проектов Театра Наций из-за поездки художественного руководителя театра Евгения Миронова в Мариуполь. В своём посте в Facebook* режиссёрка написала, что не может работать с театром, который решил «взять шефство над драмтеатром Мариуполя» и не готова получать от этого театра деньги, «сидя в белом пальто»: «Я не хочу, чтоб мои стихи в таком контексте потом звучали на сцене одного из этих разрушенных городов, когда театр туда поедет играть и поднимать людям настроение», — написала Женя.
«С Мироновым я лично не говорила, подумала: что он мне нового скажет, что он нового услышит. В данном случае у меня не с ним была договорённость, она была с театром, — рассказала Беркович „Новой вкладке“. — Первое, что я сделала, — позвонила директорке театра — Марине Евсеевне Ревякиной, с которой у меня потрясающие отношения. Мы с ней поговорили спустя четыре часа после публикации новости (о том, что Евгений Миронов посетил Мариуполь, — прим. ред.), она мне озвучила свою позицию. Потом я подумала некоторое время, поговорила с режиссёром, с которым должна была работать, потом написала для себя этот пост, чтобы у меня не было возможности сдать назад. Это как раз та из ситуаций, когда водку я пить с людьми буду, а работать — нет».
С мнением Беркович согласен и театральный критик Антон Хитров. Он говорит, что сейчас в театральном сообществе возникла дискуссия о том, как работать так, чтобы не соприкасаться «с преступным режимом, развязавшим *** (спецоперацию)». Театр в России, объясняет Хитров, почти не может существовать без государственных денег. Даже независимые театры участвуют в фестивалях и получают гранты:
«В сущности, что бы ты сейчас не делал — соглашаешься поехать на фестиваль, соглашаешься как критик стать экспертом какой-то премии, соглашаешься на какую-то постановку (даже если это не тот театр, на фасаде которого буква Z) — ты легитимизируешь *** (спецоперацию)», — рассказал Антон. Он подчеркивает, что уехать или позволить себе не принимать участие в деятельности по крайней мере государственных театров — это привилегия. Сам критик уже отказался от многих проектов и запустил курс, часть средств от которого перечисляется комитету «Гражданское содействие», помогающему беженцам из Украины:
«Я могу пока себе позволить не мараться, от всего дистанцироваться. А кто-то не может, и я не призываю никого осуждать. Мой призыв всем театральным людям, всем практикам — по возможности давайте не работать с государственными площадками».
«Всё, что не запрещено — разрешено»
Работы тех, кто открыто высказался «против», сняли с показов — так произошло даже с выдвинутым на «Золотую маску» спектаклем Максима Исаева «Сказка о золотом петушке». Максим Исаев обратился к правительству РФ с призывом прекратить боевые действия в Украине. Спектакли Ивана Вырыпаева, который выразил намерение перечислять свои проценты с проданных билетов в помощь украинским беженцам, тоже убрали из репертуаров. Не показали и балет «Нуреев», поставленным уехавшим из России Кириллом Серебренниковым, и оперу «Дон Паскуале» Тимофея Кулябина, который также покинул страну после начала военных действий.
Из репертуара театра Ермоловой убрали спектакль «Текст» по роману Дмитрия Глуховского. Директор театра, Сергей Кузоятов, в комментарии «Газете.ру» сказал, что заявление на изменение репертуара он не подписывал. Тем не менее, купить билет на спектакль невозможно. Сам Глуховский связывает это решение с тем, что 7 июня МВД объявило его в розыск за «дискредитацию Вооружённых Сил РФ». Причиной стал пост в Instagram*: там писатель назвал *** (спецоперацию) «несправедливой» и «хищнической», а в ответ на уголовное дело написал, что «готов повторить» всё, о чём высказывался ранее.
Актриса московского театра Алёна рассказала, что до начала военных действий в Украине поле высказывания в театре было гораздо шире, даже несмотря на то что Министерство культуры периодически проверяло спектакли на «соответствие стратегии нацбезопасности». Театральный критик Антон Хитров рассказывает, что режиссёрам не нужно согласовывать содержание до того, как спектакль покажут на сцене. Зато запрет появляется уже после премьеры:
«У нас в России цензура ситуативная. То есть, она уже по факту совершившегося события действует: что-то вышло, кто-то возмутился, донёс или чиновники сами каким-то образом узнали, пришли, закрыли. Такого, что нужно получить разрешение на постановку, пока всё-таки нет, хотя я вообще не удивлюсь, если появится».
Хитров рассказывает, что из репертуаров московских театров по указанию Департамента культуры убирают спектакли по произведениям Ивана Вырыпаева и Михаила Дурненкова, которые публично выразили несогласие с решение правительства России:
«В столичном Департаменте культуры сказали, что пьес этих авторов не будет в Москве. И уже снимают спектакли, и новые, соответственно, тоже не появятся. Это единственный известный мне случай цензуры заранее. У нас пока всё, что не запрещено, разрешено. Советская цензура действовала по принципу — всё, что не разрешено, запрещено. Пока что мы до этой стадии не дошли».
Актриса столичного театра Алёна считает иначе. Она рассказывает, что раньше у режиссёров всё-таки было больше тем для высказывания. Сейчас цензура, по мнению собеседницы «Новой вкладки», начинает всё больше походить на практику, которую использовали в советское время:
«Раньше можно было поставить „Мёртвые души“ в театре Виктюка, где Чичиков ходит по современной России, по захолустьям, баракам, страшным домам, и все герои переводятся в наше время», — вспоминает Алёна. «Сейчас невозможно представить, что вот так показывается явственно, что у нас происходит. В Минкульт посылается пьеса, и смотрится, какой там текст, о чём».
Исчезают не только спектакли, но и целые театры. Сначала Центр имени Мейерхольда, который объединили со «Школой драматического искусства». А потом и Гоголь-центр. Второй официально не закрывали, но контракты с действующим руководством не продлили. Алексея Аграновича на посту художественного руководителя заменит режиссёр Антон Яковлев.
Бывший художественный руководитель театра Кирилл Серебренников в своем Телеграм-канале вообще написал о закрытии Гоголь-центра и связал это с тем, что актёры протестовали против *** (спецоперации), вместо поклонов заканчивая спектакли изображением голубя мира, а также с тем, что в репертуаре по-прежнему оставались спектакли самого Серебренникова:
«БЕРЕГИТЕ ВАШИ ЛИЦА („Берегите ваши лица“ — название спектакля по поэзии Андрея Вознесенского, — прим. ред.) — это послания вам, зрителям, это просьба от всех нас, команды Гоголь-центра, оставаться людьми. Да. Они закрывают живой театр. С постоянными аншлагами. Со своей прекрасной публикой. С уникальным репертуаром. Театр с мировым именем. Театр для людей. Они могут это делать по праву учредителя. Но с точки зрения искусства это не просто вредительство — это убийство. Очередное обыкновенное убийство. Так, пожалуйста, и запомните».
«Мы же не можем посадить или убить Шекспира»
Цензура высказывания становится критической точкой для художников. Театральный композитор Сергей задаётся вопросом, как и какими инструментами создавать произведения в то время, когда на какие-то темы просят молчать: «Для меня остаётся возможность делать. Моё счастье, что это музыка, потому что музыка гораздо более абстрактная вещь. Общаюсь с драматургами и понимаю, что прямо выхода нет никакого. Дело даже не в том, что ты можешь сказать, а в конкретных площадках, которые не поставят концерт, не сделают премьеру. Писать можешь так же, что угодно, но эти вещи не будут звучать… Радикальные формы, скорее всего, должны быть анонимными. Не идёт речь про свободный расцвет, такое демократическое общество свободы, где есть всему этому место. Реальная форма этого — подполье».
Драматург Михаил Дурненков уехал из России после начала *** (спецоперации). Театры убрали спектакли по его пьесам из репертуара. Михаил тоже думает, что впрямую говорить всё, что в театре посчитают нужным, не получится: «Открытое высказывание запрещено. Замаскированное под актуальный материал — это может быть. Но и это с каждым днём становится менее и менее возможно, потому что так устроена государственная машина: она сначала борется с открытым сопротивлением, потом переходит на скрытое, потом берёт всех подряд и бросает в кутузку. Мы где-то между первой и второй стадией находимся».
«То, что я сейчас наблюдаю: большинство художников находятся в вопросе „что такое делать искусство в военное время внутри государства, которое эту *** (спецоперацию) хотя бы формально развязало“, — говорит хореограф, который предпочёл остаться анонимным. — И какого-то прямого ответа пока нет, кроме каких-то художественных акций, либо таких вещей, где, мне кажется, поле искусства приостанавливается, начинается поле более прямого действия: кружки, лекции — практики выживания, противодействия».
Сложно предположить, изменятся ли театральные техники. Когда прямое высказывание чревато статьей или цензурными ограничениями, творцы начинают думать про эзопов язык, позволяющий замаскировать идею автора через безопасные метафоры и иносказание, и «подмигивание зрителю». Собеседница «Новой вкладки» Алёна говорит, что этот инструмент режиссёры использовали всегда, а драматург Михаил Дурненков добавляет, что эзопов язык стал частью нашей культуры и как раз с его помощью можно будет что-то делать. Алёна считает, что сила театра вообще заключается в том, что можно использовать даже тексты Шекспира, чтобы рассказать о сегодняшнем дне:
«Я недавно перечитывала „Антигону“, и там главная героиня из-за того, что не может согласиться с властью, убивает себя. Это было во все времена. У меня есть возможность говорить об этом на сцене, потому что об этом писали всегда. В этом есть сила театра: в Советском Союзе многие так выжили. Мы же не можем посадить или убить Шекспира, который писал в XVI веке. Это он так писал — не я сказал, а он. Тут нет прямого посыла. Каждый додумывает, как он хочет».
Хитров замечает, что такой интерпретационный театр станет отдушиной для людей, у которых сейчас нет возможности уехать из России — им нужно будет что-то смотреть, чтобы не чувствовать себя изгоями. Но для самого театра практика «фиги в кармане» и «перетрактовки классики» станет шагом назад. Критик уверен, что если относиться к театру как к институту, который транслирует ценности, то в условиях сегодняшнего времени молчание о том, что происходит, или попытки передать это метафорами делают театр «трибуной конформизма и трусости»: «Каждая опера „Сказка о царе Салтане“, которая выходит после 24 февраля, — это спектакль о том, что нужно заткнуться в тряпочку и больше ни о чём».
«Ты русский, твоё имя русское в афише»
Отсутствие возможности говорить открыто и банальный риск привели к тому, что с начала военных действий в Украине из России уехали многие театральные деятели. Театральный критик Марина Давыдова покинула страну после того, как на двери её квартиры белой краской написали букву Z. Она считает, что это была реакция на подписанную ей петицию в поддержку Украины.
Не вернулся в Россию после работы над «Вишнёвым садом» в Америке режиссёр Дмитрий Крымов: в этом году он получил «Золотую маску» за постановку «Моцарт „Дон Жуан“». Свою награду режиссёр попросил передать журналисту и главному редактору «Новой газеты» Дмитрию Муратову, сказав, что маска «прикроет и спасёт», если кто-то снова решит вылить на него «какую-нибудь гадость».
