«Беженцам помогают, а мы чем хуже?»

В феврале 2022 года жизнь обитателей дома в самом центре Пятигорска перевернулась. Они в одночасье остались без жилья и вот уже почти два года пытаются выкарабкаться из тотального неблагополучия. Журналист Владимир Севриновский побывал в Пятигорске и рассказывает историю семьи, где на переживших пожар четырёх женщин приходятся три переезда, два инсульта и один мужчина, не выдержавший всего этого.

Катастрофа

Лет двадцать назад кто-то построил на чердаке дворового флигеля на улице братьев Бернардацци жилое помещение — угловатое и уродливое, совсем не подходящее дореволюционному зданию. Соседи повозмущались беспредельщиками наверху, но смирились, как смирялись со всем: отсутствием капитального ремонта, неработающими гидрантами да и просто условиями собственной жизни. Большинство ютилось в коммуналках: общий коридор, общий же туалет у входа, загромождённые, неуютные квартиры.

Семейство Кудриных — работница детского сада Мария, её муж, свекровь и две дочери — занимало две комнаты. Марии, круглолицей длинноволосой женщине, которой не исполнилось и сорока, в начале месяца диагностировали ковид. Субботним утром 6 февраля она лежала в температурном бреду, когда в дверь застучали:

— Выходите! Горим!

Сперва Мария не поверила. Запаха гари, как и прочих запахов, она не чувствовала из-за болезни.

— Я подумала, это какой-то прикол, — вспоминает она почти два года спустя. — Потому что не может такого быть — все мы смотрим друг за другом. Все жили как одна большая семья.

Мария выглянула в окно и увидела, как полуодетые соседи бегут на улицу. Разбудила старшую дочь, выхватила из постели младшую, взяла папку с документами. Только выйдя во двор и вдохнув студёный зимний воздух, она увидела, что крыша горит, шифер трескается и падает вниз. Мария попыталась вернуться — она в спешке забыла детскую одежду. Но пожарные не пустили. Женщина постояла в сторонке, чтобы никого не заразить, и пошла прочь, в другую жизнь, где её семью будут называть погорельцами.

Вечерние новости

История дома номер два по улице братьев Бернардацци началась в 1822 году, когда в Пятигорск прибыл швейцарский медик Фридрих Отто Конради. Он собирался проработать главным врачом Кавказских Минеральных Вод один летний сезон, но в итоге попросил Медицинский департамент оставить его в этой должности — и занимал её почти 20 лет.

Главный врач на курорте был не просто лекарем, но и управленцем, по сути мэром. Французская путешественница Адели Оммер де Гелль называла его «маленьким властителем». Доктор, к тому времени ставший из Фридриха Отто Фёдором Петровичем, открывал минеральные источники, строил ванны и заложил знакомую каждому посетителю города беседку «Эолова арфа». Этот вечно одетый в чёрное глуховатый человек, не расстававшийся с широкой табакеркой, пользовался всеобщим уважением, а его средняя дочь Вильгельмина вышла замуж за Джузеппе Бернардацци, тоже швейцарца. Он и его брат Иоганн были первыми архитекторами Пятигорска, во многом определившими облик города. Для тестя Джузеппе построил в самом центре, напротив парка «Цветник», двухэтажный дом, где тот и жил до самой смерти.

В начале XX века Управление вод передало усадьбу Конради предпринимателю Александру Михайлову. В 1904 году он открыл на её месте Казённую гостиницу — роскошное здание с магазинами, кинотеатром, минеральными и грязевыми ваннами. Теперь оно считается первым санаторием в Пятигорске. К гостинице были пристроены два флигеля поскромнее, один из которых, трёхэтажный, располагался во дворе. Век спустя в нём поселится семейство Кудриных.

С ростом конкуренции дела Михайлова шли всё хуже. В 1916 году он продал гостиницу. 31 декабря 1918 года здание, к тому времени превращённое в госпиталь, сгорело. Пожар полыхал несколько дней. По городу, как и век спустя, ходили слухи о поджоге.

На руинах молодая советская власть первым делом установила экран для показа вечерних новостей Российского телеграфного агентства, предшественника ТАСС. Само здание отстроили только через семь лет.

Потерянный рай

Квартира в бывшей гостинице досталась Кудриным от Ирины, матери мужа Марии. За полтора года скитаний после недавнего пожара эту бодрую, коротко стриженую женщину в прямоугольных очках дважды разбил инсульт. Но в молодости она была легка на подъём. Покинула родной Пятигорск — казалось, навсегда — и устроилась работать на КамАЗ. Вышла замуж, переехала в Ленинград. Там тоже была коммуналка в центре города, но другая.

— Мы жили на Театральной площади, — вспоминает Ирина. — Дом 16, квартира 13. Слева Мариинский театр, справа консерватория, а посередине мы.

Но счастье было недолгим. Мать Ирины заболела. Дочери пришлось вернуться в Пятигорск. Комнату в Ленинграде обменяли на местную коммуналку, которую выбрала сама мать.

— Я когда увидела эту комнату, так плакала! — рассказывает Ирина. — Жалко было нашу коммунальную квартиру ленинградскую. Там был паркет, мастикой натирали. А тут полы деревянные, ужас какой-то.

Потерянный ленинградский рай напоминали только потолки во флигеле, такие же высокие. Даже привезённые с собой занавески переделывать не пришлось. Мать утешала: «Не плачь. Отремонтируем, всё будет хорошо».

Глаза Ирины за стёклами очков кажутся огромными. На мгновение на её лице проступает боль от давно пережитого нежеланного возвращения. Но затем женщина вновь привычно улыбается и кивает, словно отвечая на собственный невысказанный вопрос:

— Потом ничего, привыкла. Человек ко всему привыкает.

Памятник архитектуры

После пожара губернатор Ставрополья Владимир Владимиров пообещал максимально быстро восстановить здание. Городские власти тут же сказали, что приступят к возведению новой крыши, и закрыли доступ в помещения. Обитателей флигеля на несколько дней поселили в ближайшем санатории, затем выплатили компенсацию — от 60 до 110 тысяч рублей на человека — и предоставили самим себе.

15 февраля Дума Пятигорска объявила 2022-й Годом братьев Бернардацци. Председатель Думы Людмила Похилько сообщила о планах установить побратимские отношения между Пятигорском и родиной архитекторов, швейцарским городом Лугано. Не забыли и про погорельцев: на съём временного жилья им выделили 15 тысяч рублей в месяц. Но только тем, кто оформит официальный договор и у кого нет другой жилплощади.

Выполнить условия удалось лишь трём семьям — пятигорские владельцы съёмного жилья заключать договоры не любят. Кудриным не повезло: старшей дочери бабушка оставила полквартиры в соседнем городе Лермонтов. Ютиться впятером в комнатушке площадью 9 квадратных метров они не могли, но и права на ежемесячную компенсацию лишились. Пришлось залезать в долги и тратить на аренду квартиры детские пособия.

Чиновники города и края отделывались обещаниями. Самым отчаявшимся предлагали переехать в «маневренный фонд» — старые помещения, такие потрёпанные, что на них никто не согласился. Флигель тем временем заливали дожди. Набухшие от влаги перегородки зимой схватывал лёд, летом на них росла чёрная плесень.

— Если бы крышу временную поставили вовремя, до мороза и снега, дом ещё можно было спасти, — сокрушается Мария. — Мы бы что-нибудь да сделали. Но нас туда не пускали. Дали пять дней, чтобы вывезти вещи, поменяли замки, окна заколотили. Потому что здание объявлено исторической ценностью.

20 октября 2022 года Пятигорск установил побратимские отношения вместо Лугано с Заводским районом Минска. Через неделю губернатор Ставрополья Владимир Владимиров провёл прямую линию с жителями края, сменив привычный костюм на рубашку цвета хаки с большой буквой Z на предплечье. Жильцы пострадавшего дома тогда пожаловались главе региона, что реконструкция здания, несмотря на все обещания, так и не началась. В ответ Владимиров заявил, что после пожара «изменились некоторые законы, в результате эта ситуация перестала считаться чрезвычайной». Но всё же, заверил губернатор, «вопрос будет отработан с властями города». Год братьев Бернардацци заканчивался, следующий был объявлен годом культурного наследия Сергея Михалкова.

После долгой череды пустых разговоров чиновники заявили, что раз пострадавшее жильё находится в собственности погорельцев, то и дом должны ремонтировать они сами, соблюдая ограничения, налагаемые статусом памятника архитектуры.

В подъезде, больше напоминающем пещеру, остался лишь один житель. На общую лестничную площадку у него выходила только дверь, сама же квартира была в прилегающем крыле. Ему повезло: от отопления и газа не отключили, так что к попыткам менее удачливых соседей добиться от властей ремонта он не присоединился: «Меня всё устраивает».

Муж Марии ушёл из семьи, а его больная мать осталась. Жить на съёмных квартирах вчетвером, одним лишь женским обществом, стало просторней. Кудрины даже начали понемногу наводить уют. Первым делом купили в кредит настенный телевизор. Чтобы смотреть вечерние новости.

Сакура в цвету

Через полтора года крышу наконец починили. На большее у мэрии денег не нашлось. Благо флигель удачно скрыт во дворе исторического дома, так что ни треснувший фасад, ни горы горелого мусора гуляющих по центру города туристов не отвлекают. Они заходят в Пятигорский краеведческий музей, расположенный в той же бывшей Казённой гостинице Михайлова, восхищённо осматривают чугунную лестницу, пережившую пожар 1918 года, и идут через дорогу в парк «Цветник». Кому взбредёт в голову заглядывать в тёмную арку, ведущую к флигелю? Разве что неизвестному художнику, изобразившему на стене просящего подаяние Кису Воробьянинова.

Погорельцев наконец пустили во флигель. Дождливым ноябрьским днём оставшиеся в городе жильцы вновь собрались вместе. Они входят в знакомый подъезд, при свете телефонных фонариков бродят по коридорам. На облезлых обоях висит чудом уцелевшая картина, изображающая сакуру в цвету, — художник-любитель приобщал соседей к прекрасному. Рядом распустились тёмные плесневые грибы. На двери квартиры висит поблекшая, вымоченная дождями георгиевская лента.

— Мы хотим в преддверии выборной кампании нашего президента обратиться к Владимиру Владимировичу Путину, чтобы он решил наш вопрос, — чеканит бойкая женщина в белой толстовке. — На губернатора надежды нет. Единственный, кто решает все вопросы, это Владимир Владимирович Путин. Он на всех уровнях говорит, что нужно восстанавливать памятники культуры в целях развития внутреннего туризма.

Женщина в толстовке убеждена, что больше всех пострадала её сестра. Пожар начался прямо над её квартирой — одной из немногих отдельных, не коммунальных.

— Эта комната была молодёжной, — показывает она пустое тёмное помещение, неотличимое от соседних. — Два компьютера здесь было, электрогитары, беговой тренажёр Kettler. К племяннице приходили любители иностранных языков. Общались на английском и на китайском.

Мария с трудом протискивается в свою бывшую квартиру мимо огромного разбухшего дивана. В дальней комнате сохранилась полуразрушенная двухъярусная кровать, где спали дочери. Под ней — старая куртка младшей, из которой та давно выросла.

Трое взрослых ночевали в комнате побольше:

— Очень даже хорошо жили, — вспоминает Мария. — Комната была на несколько частей перегорожена шкафом. Там стояла стиральная машина, ученическая парта. Кухня была. Ну как кухня — просто стол. Тут мы кушали, а готовили на общей кухне.

— Здесь и до революции были номера для бедных, — женщина в старомодной вязаной шапке переминается с ноги на ногу. — В таком плачевном состоянии дом очень давно. Ну, не совсем в таком, но… — она запинается, подыскивая нужные слова.

— Тогда ещё можно было жить, а сейчас нельзя. И главное, никто не говорит, что же с нами будет.

На столике возле входа в подъезд белеет стопка уведомлений о просроченных кредитах — единственное, что выглядит во флигеле новым, не тронутым плесенью. Молодая женщина пробегает их взглядом и, стыдливо оглядываясь, прячет в карман.

Будущее

— Погорельцы… Некрасивое, некрасивое слово, — вздыхает Ирина.

Они с Марией и младшей внучкой Виолеттой, девочкой лет двенадцати, сидят на кушетке в очередной, уже третьей съёмной квартире, тоже двухкомнатной. Рядом — ученический стол, заваленный детскими поделками. На дальней стене — новенький китайский телевизор. Скабеева сообщает последние новости с фронта. Куда-то едут танки, стреляет затянутая маскировочной сеткой пушка.

— Была надежда на ипотеку. Но не с нашими зарплатами, — вздыхает Мария. — И кредиты. Естественно, у каждого есть кредиты. Спасибо, помогает государство детскими пособиями. Как-то выживаем.

Большую часть комнаты занимает двуспальная кровать, на которой ночуют Мария и старшая дочь Виктория. Девушке недавно исполнилось шестнадцать. Взрослые с беспокойством прикидывают, что детское пособие на неё через год прекратится и арендовать квартиру будет не на что.

Но пока всё не так плохо. Мария вспоминает двух жильцов, которым повезло меньше: один поселился в гараже, другой — в подсобке на работе. На их фоне её жизнь почти безоблачна. Да и в целом ничего трагического не случилось. Крышу починили, пусть и слишком поздно. Компенсацию, хоть и копеечную, выплатили. Даже аренду кому-то возмещают, и разве чиновники виноваты, что комнатушка в Лермонтове помешала Марии воспользоваться щедротами бюджета?

Женщина на них не в обиде, ничего не требует и не ждёт. Только лелеет, как и множество других россиян с такими же обыкновенными историями, надежду на милости президента, проливающиеся во время предвыборной кампании. Раз в шесть лет глава государства нисходит к простым смертным и одаривает их благами. Главное — просить громче других, чтобы именно эти слова долетели до государева уха. Все погорельцы слали эсэмэски на прямую линию президента в декабре 2023 года, но их так и не упомянули. Зато Минстрой днём ранее отчитался, что за год на «новых территориях» восстановлено три тысячи многоквартирных домов.

— Обживаемся как можем. Люди помогают, — бодрится Ирина. — Поначалу и вещи приносили, и помощь оказывали. Сейчас, конечно, нас забыли. Не так уж и нужны мы государству.

— Мы брошены. Но хорошо живём, тянемся, — кивает Мария. — Снова нажили много вещей. А что тесно, так привыкли. Мы и в коммуналке всегда дружно жили. Тут нету такого, что «это моя кровать, и всё». Никакой работой не брезгуем, уже и полы моем. То заработаем лишнюю копейку, то с пенсии отложим. Спасибо людям, которые не отказывают, помогают. Недавно со школы приносили нам еду…

Лицо Марии искажается. Она пристально смотрит на Виолетту и вдруг убегает в соседнюю каморку, чтобы дочь не видела слёз. Девочка молчит. Её лицо непроницаемо и спокойно, как у Будды.

— Не расстраивайся, Машенька, — утешает Марию свекровь, когда та, стараясь не всхлипывать, возвращается в гостиную.

На широком экране над женщинами бесконечно мелькают люди в военной форме, клянущиеся защищать народ и Отечество.

— Беженцам помогают, а мы чем хуже? Такие же беженцы, — с трудом выговаривает Мария, и сама пугается своих слов.

— Всё будет хорошо, — Ирина гладит её по голове, как ребёнка. — Одна бабка в больнице спросила, сколько у меня инсультов. Я говорю: два. А она: не переживай, у меня шесть. Значит, лежим, не нервничаем. И улыбайся чаще. Что нам ещё осталось? Оптимистка ты моя, Господи…

— Ладно, мы снимаем квартиру, — шепчет Мария, успокаиваясь. — Оплачиваем коммуналку. С едой как-то перебиваемся. Учить детей надо. И тут проблемы. А дети талантливые. Одна рисует, выжигает по дереву. Другая любит биологию, химию. Мечтает стать врачом. Будущее растёт.

Говоря о детях, Мария оживляется, словно вновь нащупывая смысл своих мучений и скитаний. Ирина согласно кивает:

— Ничего, Машенька. Будет и на нашей улице праздник. Я после второго инсульта полгода никакая была. Еле очухалась. А сейчас — погляди!

Пожилая женщина выпрямляется и шаркающей походкой семенит в проёме между кроватями, от входа в квартиру до телевизора и обратно. Сперва медленно, подволакивая левую ногу, потом всё чётче и быстрее, будто солдат на плацу.

— Мы рук не опускаем. Не опускаем, да? — приговаривает она в такт. — Кто руки и голову опускает, тот не человек. Надо как-то ходить. Подумаешь, пенсия 12 тысяч. И что?

Тяжёлые шаги гремят по комнате. Ирина ковыляет торжественно и в то же время забавно. В очках пляшут отражения лампочек, бледные губы растянулись в улыбке, и, глядя на неё, младшие женщины тоже начинают улыбаться.

— От бедра, давай, давай! — подбадривает Мария.

— А мы так и ходим! — лихо отвечает ей свекровь. — Ни ноги, ни руки не надо. Главное, голову держать правильно. Поплачем, а потом соберёмся и пойдём. Нам есть для чего жить. У нас есть дети, есть будущее. Такая уж наша семья. Дружная, хорошая. А главное — весёлая.