После начала *** [«спецоперации»] и за несколько дней до выхода России из Совета Европы в Высшей школе экономики закрыли магистерскую специализацию «Права человека и демократическое управление». Ее студенты обучались на английском языке и должны были представлять Россию в Совете Европы и других правовых организациях. Первокурсников на специальности «Правах человека и демократическое управление» больше не будет: часть образовательного трека включат в новую большую магистерскую программу. «Новая вкладка» спросила у одной из студенток (по ее просьбе мы не называем ее имени), что она думает о будущем программы и образовании в ВШЭ.
— Как вам сообщили, что профиль закрывают?
— Сначала это было кулуарной историей. Научные руководители рассказывали своим студентам о том, что сейчас происходят какие-то изменения и скоро будут уходить преподаватели, нашу программу будут закрывать. Сначала было даже непонятно, о чем говорят: как будто это какая-то шутка или вообще не про нашу программу Human Rights.
Пиковый момент был, когда в наш чат отправили информацию, что мы последний набор, а потом Нина Беляева (экс-руководитель программы, в которую входит специализация, — Прим. ред.) написала пост о закрытии специализации в своем фейсбуке (компания Meta признана экстремистской организацией на территории РФ, — Прим. ред.).
— Как думаешь, к закрытию специализации готовились долго или это всё произошло на фоне «спецоперации»?
— Я вообще не думаю, что это была какая-то длительная история. Ничего абсолютно не предвещало такого. Более того, у нас не раз обсуждалось на факультете, что к следующему набору нужно подготовить День открытых дверей и много подобных штук. Это случилось именно со «спецоперацией»: вот как сейчас начали закрывать факультеты разные, например в РАНХиГСе Liberal Arts, так и у нас нашли что-то не очень удобное, видимо.
— Есть идеи, что «неудобное» в программе могло быть?
— Я думаю, что вся суть кроется даже в названии нашего проекта — Human Rights.
С правами человека в России становится всё хуже, поэтому, видимо, защищать или как-то их изучать — тоже, видимо, бесполезный трюк. Плюс у нас программа англоязычная. Например, у нас вел Дмитрий Дубровский* (экс-доцент кафедры публичной политики, признан в России иноагентом, — Прим. ред.). У него были прямо суперские дисциплины, которые рассматривали права человека с разных аспектов. Так как он был первым человеком, с которым Вышка не продлила контракт после начала «спецоперации», я так понимаю, что эта направленность их и смутила.
— Кто-нибудь из преподавателей после начала «спецоперации» ушел самостоятельно? Какие вообще изменения произошли в программе после того, как сообщили, что её закрывают?
— Преподаватели очень активно уходят. Мы даже с ребятами считали, что если еще один преподаватель уйдет, то у нас останется три человека.
Сейчас у нас на курсе есть преподаватель, который ведет сразу дисциплин шесть. Скорее всего, он тоже уйдет. Кто будет вести после этого — большой вопрос. Наверное, нам тоже дадут какого-нибудь Эрнеста Мацкявичюса* (ведущий программы «Вести» на ВГТРК, назначенный новым руководителем Департамента медиа ВШЭ, — Прим. ред.).
— Где до этого предлагали проходить стажировки, и что, как ты думаешь, будет с ними теперь?
— Прямо в программе у нас прописано очень много организаций, в том числе международных. Проблема в том, что в этом году все стали резко иноагентами, нежелательными или экстремистскими организациями, поэтому официальное сотрудничество с ними уже даже до войны было затруднено.
Насколько я знаю, у нас на факультете в этом году были готовы устраивать в какие-нибудь организации, которые стали иноагентами, но при этом оформлять практику не так, будто ты прошел ёе там, а будто ты внутри факультета Вышки стажировался. Как будет в следующем году, я не знаю. Но у меня очень пессимистичный настрой: мне кажется, что у нас никакой нормальной практики уже не будет.
— Не боишься, что уже не актуально учиться, что сам диплом не актуален?
— Конечно, я этого боюсь. У меня довольно часто проскакивает мысль о том, есть ли смысл вообще оставаться вот в такой Высшей школе экономики, которая стала каким-то позором и сравнялась со всеми университетами типа МГИМО и МГУ по своей связи с государством.
Но когда ты со стороны на это смотришь или имеешь возможность взять и уехать, начать новое обучение в каком-нибудь иностранном вузе — классно сидеть и рассуждать. А когда ты находишься внутри этой ситуации… За то время, что я проучилась, программа мне по знаниям очень много дала, и преподаватели тоже классные. Обучение не было чем-то бесполезным. Во-вторых, это не было чем-то неприятным с примесью пропаганды — нет, это абсолютно классное образование. Не хочется взять и оборвать доступные возможности, потому что абсолютно непонятно, что будет завтра.
— Есть ли на программе иностранные студенты, и как они реагируют на то, что происходит?
— Так как программа полностью англоязычная, у нас иностранных студентов, наверное, половина, если даже не больше. В одной группе есть девушка из Донецка. Когда началась «спецоперация», это очень сильно повлияло на студентов. Некоторые уехали обратно домой, и это случилось именно из-за «спецоперации». До этого они были в восторге, классно учились, им нравилось, но вот эта ситуация повергла людей в шок. Даже некоторые русские уехали.
Но часть ребят, я думаю, даже не воспринимает это как что-то, что их касается. Особенно ребята из африканских республик: просто что-то где-то происходит, и это, на самом деле, понятно. Иностранцы, которые все-таки решили продолжить обучение, говорят: «Я что, зря сюда ехал — меня вся семья поддержала, на мне столько надежд…». Они остаются.
— Не боишься, что когда-нибудь будут неприятности из-за международного сотрудничества?
— На самом деле, я не думаю, что это как-то повлияет: было и было. Сейчас они оборвали все эти возможности, и я не думаю, что кто-то будет тратить время и ресурсы, чтобы вычислить, почему на английском языке обучение ведется и иностранцы приезжают.
— Будешь продолжать обучение?
— Несмотря на то, что я не могу согласиться со всем, что происходит в университете, я вижу смысл продолжать обучение. Продолжить обучение дальше, например, в аспирантуре, я смогу где-то еще. В этом проблем никаких нет. Пока у меня есть возможность окончить магистратуру и взять какой-то максимум от того, что мне дают вот в таких совершенно неприемлемых условиях, я этой возможностью всё равно воспользуюсь. Оборвать обучение и потом снова где-то что-то начинать довольно затратно во всех смыслах.
