«Я не сомневалась, что в гробу Андрей. Мне отдали его вещи. Но прощаться сквозь цинк?.. Принесли консервный нож, как в жестяной банке, сделали небольшое окошечко. Запаха не было, цвет кожи не изменился. Как будто спит. Только рот перекошен, словно застыл в крике. Мой ребёнок больно умирал, кричал, на помощь звал».
Похороны
Девятого апреля в посёлке Всесвятская Пермского края было необычайно людно. Из районного центра приехали чиновники, военные и казаки. В поселковом клубе прощались с местным героем «спецоперации», погибшим в селе Каменка под Изюмом в Харьковской области. Переминаясь с ноги на ногу в ледяной каше подтаявшего снега, толпа перетекала с улицы в клуб и обратно. В зале клуба рядом с закрытым красным гробом вытянулся по струнке почётный караул — такие же юные солдаты, как и погибший. С портрета, перетянутого черной лентой, на шепчущихся односельчан и множество незнакомых людей большими и словно удивлёнными глазами смотрел 19-летний Андрей Фоминцев.
— Зачищая нацистов на территории Украины, погиб наш с вами земляк, — обратился к собравшимся глава Чусовского городского округа. — Благодаря вашему сыну на нашу территорию никогда не придет враг. А молодёжь, глядя на его подвиг, будет готова защищать нашу Родину.
Молодёжь, одетая в кроссовки и спортивные костюмы, испуганно смотрела на гроб и сиротливо жалась к красиво задрапированной траурной тканью стене в зале прощания. Привезенные из города школьники в форме юнармии едва сдерживали слёзы, их руки дрожали.
— Горько, когда гибнут недавние выпускники. Андрей был незаурядным учеником, он никогда не прятался за чужие спины, — дрогнувшим голосом сказала школьная учительница.
— Хороший урок патриотизма. Мы рассмотрим возможность установки памятной доски в школе, где учился Андрей, — включилась чиновница от образования.
Четыре минуты
— В день, когда я родила Андрея, было очень много снега, — говорит Александра Фоминцева, мать погибшего солдата. — 13 апреля снегопады на Урале — не редкость. Мне было 17 лет. Плод крупный, рожала тяжело. Когда Андрюша родился, уже не дышал. Его у меня сразу забрали. Я плакала, просила врачей спасти сына. Мне ответили, что он вряд ли выживет, но если откачаем, считай, повезло. Почти четыре минуты он не дышал, а потом произошло чудо — первый вдох. Через два дня мне его вернули.
Андрей был спокойным ребенком. В два года пошел в садик. Мама поступила учиться, ей нужно было ехать на сессию, а бабушка работала. На мужа ребёнка оставить было нельзя — «ненадёжный». После сессии Александра сразу устроилась работать в колонию — сначала специалистом в отделе кадров, потом работала много лет в отделе безопасности, и перед пенсией — в оперативном отделе. Там было тяжело: и тревоги постоянные, и сверх положенного времени задерживали, и командировки… Бабушка помогала.
Позже Фоминцевы развелись. Отец уехал жить на север, а мать снова вышла замуж, родила второго сына. На материнский капитал купили с новым мужем однокомнатную квартиру во Всесвятской. Андрей остался с бабушкой — у неё квартира просторнее.
— С родным отцом у сына были хорошие отношения, — уверена Александра. — Я никогда не настраивала Андрея против него, всегда была только за общение. Все эти годы бывший муж ни разу не платил алименты, но его мать, пока была жива, всегда давала внуку с пенсии по одной-две тысячи рублей. Два лета подряд Андрей ездил в гости к отцу работать, не гулял в каникулы. Отец занимался сантехникой и проведением коммуникаций в жилые дома, а сын ему помогал. Андрей привозил заработанные деньги домой. В первое лето, ему тогда было 15 лет, помогая отцу, он заработал себе на подержанный мотоцикл. Стоил тот 10 тысяч рублей. Сынок очень любил кататься. Потом к следующему лету мотоцикл продал, заработал ещё денег, помогая отцу в работе, и купил себе старенькую машину.
Остановка
Всесвятская, где жил Фоминцев, стоит на извилистой грунтовой дороге недалеко от густого леса. Черные покосившиеся избы с выбитыми окнами, прохудившиеся крыши, лежащие в грязи заборы. Ощущение, словно попал в фильм ужасов «Поворот не туда».
Посёлок возник как станция Горнозаводской железной дороги в конце XIX века. В 30-е годы прошлого века вокруг появились тюрьмы и колонии ГУЛАГа. В посёлок заселили трудпоселенцев, бывших кулаков и советских немцев. В 2010 году здесь проживали около трёх тысяч человек, а в 2022-м едва ли наберется тысяча жителей. 14 домов по 22 квартиры.
Старую деревню и посёлок у исправительной колонии № 10 (всё вместе — Всесвятская) разрезает нитка железной дороги. Время во Всесвятской словно остановилось где-то в 90-х. Только припылило всё вокруг, добавило ржавчины и трещин. В округе три колонии, весь посёлок работает «за колючей проволокой». После пяти вечера на улице появляются мужчины в форме — закончился рабочий день надзирателей. Они торопятся в магазин, и через несколько минут кое-кто из них уже утрачивает твёрдость шага.
Центр жизни Всесвятской — автобусная остановка. На ней сидят дети. Обсуждают мотоцикл, на котором приехал 15-летний мальчик. Стоя на месте, он газует вхолостую, вызывая восторг зрителей и клубы дыма. К вечеру их сменяют ребята постарше. Насыщенность юношеского досуга обеспечивает магазин у остановки. Вдоль дороги гуляют девчонки. Они идут сначала в одну сторону, потом — в другую. Иных развлечений в посёлке нет. Александра в детстве так же сидела на остановке. Потом сидел её сын Андрей.
Бабушка
Бабушка погибшего Андрея — Татьяна Утёмова — стройная привлекательная женщина за семьдесят. На ней джинсы и спортивная кофта — олимпийка внука, которая ему теперь без надобности.
— Андрюха был настырным, — вспоминает Татьяна Пантелеевна. — Если начнёт что-то делать, не остановится, пока до конца не доведёт. В младших классах был почти отличником, в 7−8 классах первые тройки появились. С 10 лет он со мной жил.
В комнате Андрея ничего не изменилось с момента его последнего приезда в отпуск. Кровать, шкаф, стол, компьютер… На столе младший брат Давид играет в «Лего». На стенах — много фотографий, в основном портреты Андрея в разном возрасте, начиная с детского сада. Почти все — в военной форме.
— Патриотичный парень был, да я сама патриотка, — замечает Татьяна Пантелеевна. — В чем патриотизм? Песни военные очень люблю. Даже укачивая внука, пела «Шёл отряд по берегу».
В комнате нет книг. Бабушка признается, что внук книжки не любил читать. Хитрил. Вспоминает диалог:
— Уроки выучил? Пересказывай.
— Бабушка, так ты прочитай сама сначала. А то как ты меня проверишь, если не знаешь, о чём там написано? Только ты вслух читай.
В квартире Утёмовой телевизор вообще не выключается. Особенно с того дня, как началась *** (спецоперация). Как открывает рано утром бабушка глаза — и сразу включает телевизор. Говорит, с 24 февраля толком спать не может, все новости смотрит — «тревога невыносимая».
В посёлке есть младшая школа, в каждом классе учится не более 10 учеников. Фоминцев после 9-го класса уехал учиться на электрика в техникум в районный центр Чусовой, поселился там в общежитии. С бабушкой уже не часто виделся. Потом любовь у него с девчонкой из техникума закрутилась, учебу забросил, устроился на работу — грузчиком в «Пятерочку».
«С нами всё реже виделся. Мне приходилось иногда ездить, искать его через друзей, чтобы убедиться, что он живой. Потому что он даже не звонки не всегда отвечал. Сейчас я иногда думаю, что бог готовил меня к расставанию с сыном», — говорит мать.
— Вообще он любил компьютеры, — говорит бабушка. — Но пошёл в Чусовой, раз к дому ближе. Выбрал бы профессию по интересу, может, иначе жизнь сложилась. Учился и в армию бы не торопился.
Армия
— Осенью 2020 года сказал, что мальчишки из группы в армию идут, и он пойдёт, — вспоминает Татьяна Пантелеевна. — В конце ноября ушёл по призыву, а уже 10 февраля подписал контракт. В «Пятерочке» он получал 18 тысяч в месяц. А по контракту — 24 тысячи. Говорил, что служба ему нравится. Они с друзьями сняли квартиру и каждый день ездили в часть. Только автобус туда не ходил, пришлось ежедневно на такси скидываться — это ему не нравилось.
По словам мамы, в армию Андрей не рвался, но в целом к перспективе служить относился спокойно. Его друг детства Саша призвался на сутки раньше. Андрей его проводил и следом уехал сам. В первый же день службы он позвонил матери из распределительного пункта и радостно сообщил, что его уже «купили» в Белгородскую область. Александра испугалась, там же граница с Украиной, но он её успокоил, что сейчас здесь тихо. Его распределили в недавно построенную воинскую часть.
— Как человек в погонах, я сильно переживала за сына, — говорит Александра. — Понимала, что там что угодно может произойти. Армия — это та же зона. В декабре у него возникли проблемы. Он перестал со своего номера звонить и писать, раз в три дня писал с разных номеров «У меня всё хорошо». У нас было кодовое слово. Перед отъездом я ему сказала, если вдруг станет невмоготу, и ты будешь на грани, напиши «У меня всё замечательно». Ночью 16 декабря пришло сообщение: «Мама, у меня всё замечательно. На этот номер не пиши». Я увидела сообщение утром, меня затрясло. Сразу начала искать контакты того, кто поможет. Написала Санниковой в «Комитет солдатских матерей», попросила помощи, объяснив, что мой сын прислал кодовое слово.
Правозащитники обратились к замполиту части, сказав, что мама просто беспокоится, что сын на связь не выходит. Александре позвонил замполит, рядом с ним был Андрей. Он дал парню трубку и тот рассказал, что у него всё хорошо. А что он ещё скажет, стоя рядом с начальством? Но уже вечером сын перезвонил маме и рассказал, что его «сильно прессовали» дагестанцы. Они так его дергали за нательный крестик, что перетерлась кожаная веревочка, на которой тот висел. Крестик обидчики выкинули.
— Я спросила: «Тебе как-то помог замполит?» Он ответил: «Да», — продолжает женщина. — Объяснил, что тот при всех сказал, что Андрей — внук генерала. Как ни странно, но хитрость офицера на «дедов» подействовала.
Позже сын объявил, что написал рапорт на контракт, и мать потеряла покой. Ему она конечно, сказала, что это его выбор, который семья примет в любом случае. Но сказала, что можно ещё отказаться.
— Но он на контракт хотел, — говорит мама. — У него 9 классов образования, работы тут нет. Я на своей точке зрения не настаивала, не навязывала ему своё видение ситуации… Может быть, и зря. Так же, как и с учёбой. Когда он в техникуме учёбу забросил, я туда ездила, убедила не отчислять. Потом прямо спросила: ты хочешь здесь учиться? Ответил, что нет. Мне пришлось забрать документы, так как он был ещё несовершеннолетним. Я дала ему возможность жить самостоятельно.
— Я никогда не просила его разорвать контракт, — иначе смотрит на выбор внука бабушка. — Как? Он же присягу принял. Уже слово дал, значит, всё, нужно выполнять приказы. И как потом с этим жить? Кто-то погибнет, а ты [убежал], разорвав контакт. За что внук погиб? Обидно, что из-за этих украинцев. Восемь лет терпели. А сейчас что? Посмотрите недавние новости про этих «азовцев». Их выводят, раненых сразу на больничную койку под присмотр врачей. А почему мой внук умирал и никого рядом не было? Зачем таких мальчишек посылать? Это же не война. А в спецоперации лучше бы профессиональные военные участвовали, с боевым опытом. У него смотрю, по стрельбе «двойка» стоит. Спрашивала: «Андрюшка, это что такое?» А он: «Ба, у меня автомат даже без мушки».
Украина
— Я смотрела поздно ночью 22 февраля обращение президента по поводу признания ЛДНР, потом часа три плакала, — вспоминает мать погибшего. — Я сразу поняла — *** (спецоперация). Меня ребёнок младший успокаивал, гладил: «Мама, не плачь». Незадолго до этого Андрей мне сказал, что, если Путин признает республики, значит, армия перейдёт границу с Украиной. И я страшно испугалась за сына, поняла, что туда отправят контрактников. И он боялся, конечно, только мне не показывал. Я всегда его чувствовала…
23 февраля незадолго до полуночи Андрей позвонил и сказал, что они уходят «за ленточку», одной ногой в Украине уже.
— В декабре прошлого года Андрей бросил курить, — продолжает мать. — А за пару часов до пересечения границы Украины всем неожиданно выдали по пачке сигарет. В тот момент парни в части всё поняли. Знаете, как раньше перед боем 100 грамм наливали, теперь сигареты выдали.
24 февраля Александра проснулась и сразу потянулась за телефоном. От сына не было сообщений. Обычно они каждое утро здоровались. Мама ждала. На следующий день написала его девушке, есть ли у неё новости. Та ответила, что было только одно сообщение: «Я живой. Мы на Украине. Захватили блокпост».
— Следующий звонок был 8 марта с чужого номера, определяемого как из Ростовской области, — вспоминает Александра. — Он меня поздравил, а я не сдержалась — заплакала. Сын расстроился, говорит, зря позвонил… А я ведь эти две недели без связи и какой-либо внятной информации от его руководства. Уже и к экстрасенсам обратилась. Они отвечали, что Андрей жив-здоров, вернется домой. Он звонил ещё на следующий и последующий дни.
Последний раз мать с сыном разговаривали 21 марта. Это был обычный разговор, мол, всё нормально. Но прозвучала и необычная история: что один из солдат прострелил себе руку — его увезли. Александра изумилась: как это? Он же мог себе кость задеть, инвалидом стать. Сначала подумала, что случайно прострелил, а Андрей сказал, что специально.
— Почему я ему не сказала: сделай так же? — плачет мама. — Говорила только, чтобы молился. А он в ответ: «Мама, некогда молиться. Даже спать некогда». Я ему говорила, чтобы они ничего не брали у местных. Он ответил, что они сами с местными своими сухпайками делятся. Единственное, как-то сказал, что из деревни ушли многие люди, и солдаты ловят оставшихся курей, суп варят.
— Ноги мёрзнут?
— Нет. Думаешь, это сейчас важно?
— Видел мёртвых?
— Да, мама.
Смерть
— В ночь на 27 марта я проснулась около пяти утра, — вспоминает Александра. — С того момента так и просыпаюсь еженощно в это время. Я всегда молилась: «Господи Иисусе Христе, спаси и сохрани сына моего…» И вдруг я поймала себя на том, что сказала молитву немного иначе: «Спаси и сохрани НОВОПРЕСТАВЛЕННОГО сына моего». А я в тот момент даже такого слова не знала. Узнала его только после того, как мне официально объявили о гибели Андрея, и я купила специальный молитвенник и в нём прочитала, что в течение 40 дней после смерти погибший считается новопреставленным. В общем, в ту ночь я споткнулась на этом слове, поправила себя и продолжила уже привычную молитву. Но покой потеряла. Молилась каждую свободную минуту. Даже на работе. Стоило остаться одной, падала на колени и молилась о своём сыне. Последнюю неделю даже разговаривать с коллегами перестала, в мыслях всё время просила Бога сберечь моего сына. У меня было предчувствие беды, но я вымаливала своего ребёнка: «Господи, пускай хромой, косой — верни мне его». Я верила в силу материнской молитвы, что она станет оберегом для моего ребёнка.
4 апреля Александра была на работе. Ближе к четырем часам дня ей написала девушка сына. Она переслала переписку со своей приятельницей, которая жила в Валуйках Белгородской области (где стоит воинская часть) и была знакома с Андреем и его сослуживцами. Девушка писала, что Андрей погиб — они с сослуживцами попали под артобстрел. Фоминцев успел выпрыгнуть из БТР, но его ранило то ли в руку, то ли в ногу. Он остался под обстрелом, забрать его военные не могли. Как следует из переписки, вернулись за ним только утром, он смог отползти на несколько метров от подбитого БТР, но умер от потери крови.
То, что писали о произошедшем друзья Фоминцева, от официальной версии отличается. С тех пор мать так и не знает, чему верить. Она всё время пытается узнать правду, нашла почти всех, кто был рядом с Андреем под обстрелом в тот день.
Позже мать встретилась с его командиром взвода. Его отпустили в отпуск на 10 дней, и они столкнулись случайно в магазине. Говорит, командир побледнел, когда её увидел.
— Его просто оставили умирать, — плачет Александра. — Сняв с себя бронежилет и бросив автомат, он полз, пока не истек кровью. Ему просто не оказали помощь. За ним приехали только утром. Спасибо, что хоть тело забрали, привезли мне. У меня есть его могила, только этим теперь живу. Хотя не могу ходить на кладбище, не могу…
Из военкомата о гибели Андрея матери сообщили 5 апреля. Официальная версия — ранение в живот, несовместимое с жизнью, умер мгновенно. Привезли сына 8 апреля. Офицер сказал, что цинк не запаян, рядовой в хорошем состоянии, его не разорвало и не горел. «Будете смотреть?» — «Да». Родители доски убрали, а цинк запаян.
— Я на минуту засомневалась, вдруг гроб перепутали, — говорит Фоминцева. — А там же у меня мама, папа, другие люди. Чтобы гроб вскрыть, надо болгаркой резать. С отцом Андрея подумали и сказали, что вскрывать не будем. Гроб в поселковом клубе стоял. Ночью, когда все ушли, я осталась одна. Походила, поговорила с сыном. Под утро я мужу сказала: «Давай вскрывать». Я уже не сомневалась, что внутри Андрей, мне отдали его вещи, но прощаться сквозь цинк?.. Принесли открывашку, как в консервной банке сделали небольшое окошечко. Не было ни запаха, ни цвет кожи не изменился. Как будто спит. Только рот перекошен, словно застыл в крике. Мой ребёнок больно умирал, кричал, на помощь звал…
Деньги
После гибели рядового Фоминцева его семье заплатили трижды. «Путинские» — 5 миллионов, страховка военнослужащего — 1,4 миллиона и ещё одна страховка от Минобороны — 4,2 миллиона. Ожидается, что будет ещё региональная выплата — 1 миллион. Все полученные суммы делятся поровну между родителями Андрея.
— Мне сказали, что я могу подать в суд, раз бывший муж ни разу не платил алименты, ему эти выплаты не положены, — говорит Александра. — Но я не хочу. Андрей любил родителей и хотел помочь нам обоим.
У старшего Фоминцева теперь нет детей. Андрей был его единственным сыном. На деньги, выплаченные государством за гибель сына купили 2-комнатную квартиру за 1,4 миллиона рублей в Чусовом и дачу. Мать и отчим Андрея, оба работавшие в колонии, вышли на пенсию. Александра теперь занимается младшим сыном, стараясь восполнить всё то общение, что недодала и не получила со старшим. Муж устроился работать в магазин. Ездить в город из Всесвятской на работу — отдавать по 300 рублей ежедневно на дорогу, поэтому решились на переезд. Бабушку тоже планируют забрать из посёлка.
— Перед увольнением я получала около 40 тысяч рублей, в предыдущие годы зарплата была 20−28 тысяч рублей в месяц, — говорит мать погибшего. — Но у нас были кредиты. Несколько лет назад мы купили квартиру в посёлке на материнский капитал, а она требовала ремонта и была абсолютно пустая: ни посуды, ни мебели, ни техники. Сейчас переедем в город.
— В городе Давиду лучше будет учиться, детям и молодёжи здесь нечем заниматься, — говорит бабушка Андрея. — По вечерам на остановке стоят и пьют пиво. Вчера только видела Сашку, друга Андрюхиного. Он на год старше, тоже в горячей точке побывал, когда в армии служил. Поговорили.
— Баб Таня, как дела?
— Нормально. Ты чего? Давно не видно.
— Я много пью.
— Саша, ты теперь должен жить за себя и за Андрея, а не пить.
Он соглашается, а сам дальше пьет. Так он после армии нигде и не работает, тоже с бабушкой живет.
Посмертно Андрею Фоминцеву вручили орден Мужества. По словам Александры, его вручают всем погибшим во время спецоперации. Этот орден не даёт никаких льгот, он вообще ничего не значит. Льгота есть в другом: сегодня все участники спецоперации приравнены к ветеранам боевых действий, и женщина оформляет удостоверение члена семьи ветерана — это даёт скидку при оплате коммунальных услуг, гарантирует пенсию на пять лет раньше (но Фоминцева уже пенсионер) и региональные выплаты. Это около 10 тысяч рублей (сумма зависит от региона), если заявился один член семьи, если больше — эта сумма делится на всех.
Квартиру во Всесвятской можно купить за 100−300 тысяч рублей. Во всём посёлке 308 квартир, примерная стоимость их всех — от 30,8 до 92,4 млн рублей. Вся Всесвятская стоит как две трети танка Т-90 в базовой комплектации или как восемь бронированных боевых машин «Тигр».
Кладбище
— Все затраты по организации похорон взял на себя военкомат, мы покупали только водку, — говорит Татьяна Пантелеевна. — Уж не знаю, почему, но алкоголь в расходы нельзя включать.
Мы приехали на поселковое кладбище: множество могил, хаотично расположившихся между деревьями в лесу. Могила Андрея видна сразу — на ней много искусственных цветов и венков. На одном из венков — симметрично расположенные двуглавые орлы из пластика, покрытого краской под золото. Внутри орлы полые, со штампом «Made in China».
— Вот, Андрюшка, выучишься, в армию сходишь, потом годик поработаешь и можно жениться, — говорит пенсионерка. — Как внуков дождусь, можно бабушке и умирать со спокойным сердцем. А теперь что? Огород копаю и плачу, ем и плачу, телевизор смотрю и плачу. И всё жду, что вечером откроется дверь, и Андрюшка крикнет: «Бабуля, я дома!»
После 40 дней со дня гибели сына мать Андрея перестала спать. Говорит, все засыпают, а она в подушку рыдает, воет. Понимает, что сын больше не вернётся. До сорокового дня было отрицание, что это правда, на могилу женщина не ходила. Всё время была на таблетках, потом поняла, что нельзя так, пора в реальность возвращаться. Перестала пить антидепрессанты, и стало совсем плохо. Теперь с ней постоянно работает психолог, которого предоставили в соцзащите.
— У моего сына часы, которые были на нём в момент смерти, каждый час пикают, а в 6 утра негромко срабатывает будильник. До этого момента спать не могу. Лежу и слушаю короткий тихий сигнал каждый час. Засыпаю после будильника и в этот раз снится мне, что я держу в руках его окровавленную курточку, почему-то гражданскую. Хожу по большому помещению, везде заглядываю и зову сына по имени. Захожу в большой спортзал: «Андрей! Андрей!» И вдруг ко мне подкатывается мячик. Я его отпинываю, он ко мне обратно катится. И я поняла, что это сынок хочет со мной поиграть. Так мы поиграли какое-то время, но я его не вижу. Вдруг мяч остановился. Тишина. Я подумала, хорошо, что сын хоть какую-то весточку мне подал. Выхожу из спортзала, там Андрей на лавочке в коридоре сидит.
— Сыночек, — шепчу.
— Мама, хватит меня звать. Ты меня каждый раз к себе с неба притягиваешь. Это очень больно.
И он дал мне почувствовать, что он ощущает, словно тысячи иголок пронзают тело.
— Мы там все живые, мама, мы чувствуем боль.
— Ты по нам скучаешь?
— Канеш (именно так).
Мы обнялись. Я его целую-целую: лицо, щечки… Я чувствую его тело, как наяву. Секунда — и он исчез из моих рук. Проснулась. Поняла, что хватит его звать. Пусть таким странным образом, но мы попрощались, — заканчивает Александра.
На младшего сына Александры гибель брата тоже сильно повлияла. В последнее время он почти не учился, срывал уроки — во время занятия начинал горько плакать. Сейчас с ним тоже будет работать психолог.
Александра загружает себя работой с утра до ночи — только бы не думать.
— Он был добрым мальчиком, — вздыхает она. — Знаете, есть такие мужчины, которые рвутся на войну. Андрей — не хотел, не его это было. Для меня, как для матери, это просто убийство. По другую сторону тоже ведь чьи-то сыновья погибают. Я сейчас не смотрю ни одни новости. Когда знаешь всё это изнутри, новости уже не убеждают. Я вот всё думаю, от чего смерть моего ребенка спасла? Может, от совершения страшного преступления? Или от плена и пыток?
Я не думала о спецоперации, не оценивала её. Но сейчас понимаю, что идет *** (спецоперация), гибнут люди… Зачем она нужна?.. Говорят, чтобы предупредить, чтобы на нас не напали, чтобы не было распространения лабораторий, что фашизм там столько лет. Почему вы тогда раньше её не начали, раз всё так плохо? Почему дождались, когда все эти угрозы приобретут такие масштабы? И ещё: если мы опасались, что украинцы на нас нападут, то пусть бы они и попробовали — обороняться всегда выгоднее, чем атаковать. И армия наша была бы сильнее, и весь остальной мир был бы на нашей стороне. Если, как говорят, разведка докладывала о готовящемся нападении, надо было просто мощную оборону выставить — никто бы не рискнул сунуться. И мой сын был бы жив.
